– Прикарманить откат, – проговорил Иннок.
Хоббит удовлетворённо кивнул и продолжил:
– Что делает Израиль? Он ликвидирует коррумпированных руководителей Хамаса – и на их место приходят молодые, голодные и злобные.
– То есть фактически Израиль увеличивает эффективность работы Хамаса, – проговорил Иннок.
Хоббит снова кивнул.
– Вот был Ясир Арафат, – продолжал он. – Все понимали: он тут украл миллиардик, там украл миллиардик – и всем он друг. Как говорят в таких случаях русские?
– Рыло в пуху, – мрачно отозвался Иннок.
– С Ясиром Арафатом всегда можно было договориться…
– С Ясиром Арафатом все очень интересно, – прервал Иеронима Иннок. – Они с Шароном были очень хорошие друзья. Когда жители Палестины задавали Арафату неправильные вопросы, Шарон выводил танки, загонял Арафата в подвал, палестинцы забывали внутренние распри, сплачивались вокруг Арафата, Шарон уводил танки – и далее следовало 3–4 года мира. Так они друг другу помогали.
– Это дружба? – растерянно спросил Вадик.
– Это бизнес, – сказал Хоббит.
– Бизнес и есть дружба, – сказал Иннок.
– Ходят слухи, что саудовская королевская семья по происхождению евреи, – проговорил Хоббит. – Поэтому покупка американских облигаций на вырученные от продажи нефти доллары – та ещё тема.
– Ты это к чему? – насторожился Вадик.
– А кто сказал, что Ясир Арафат не еврей? – улыбнулся Хоббит.
– В конце концов, какая разница, кто еврей, а кто не еврей? На самом деле я в этих вопросах плохо разбираюсь, – в некотором раздражении отозвался Иннок. – Но я знаю, что есть настоящие специалисты, которые знают об этом буквально всё. В России я знавал одного человека, который считал евреями вообще всех! Вы спросите, на каком основании? А на том основании, что все люди произошли от Адама и Евы, которые, как вам известно, были евреями.
– Имя этого мудреца? – поинтересовался Хоббит.
– Настоящего имени его, данного при рождении, я никогда не знал, – серьёзно и даже с нажимом ответил Иннок. – В некоторых случаях у русских принято использовать погоняло.
– Погоняло? – растерянно повторил Вадик.
– Эх, Вадим Еллизерович, совсем ты объевреился. Забыл всё русское. А моего знакомого все называли Кобальтом, – проговорил Иннок, и Хоббит удовлетворённо кивнул.
– Ты явился сюда, чтобы вызволить кого-то из заложников, Кеша? – поинтересовался Вадик.
В ответ Иннок вывалил на покрывало дастархана всю свою коллекцию фото. Там были и Саша Сидоров, и его жена Настя, и фото детей, и групповое фото семьи. Хоббит склонился над фотографиями. Иннок включил фонарик мобильника.
– Старший мальчик болен аутизмом. Ему шесть лет, но он ничего не говорит.
– Уже говорит, – быстро отозвался Хоббит. – Я рисовал его на пляже в Ашдоде. Первым его словом стало слово «чайка» и произнёс он его на иврите. Что ж, не так уж плохо. Такой маленький, а уже понимает три языка: русский, иврит и немного арабский. Поверь мне, такой парень не пропадёт.
Просунув руку в полумрак, Хоббит достал оттуда мольберт, из которого извлёк кипу листов плотной бумаги. Мальчик на одном из рисунков очень походил на Тихона Сидорова с фотографии. Иннок долго рассматривал округлое, немного курносое, очень русское лицо. Как же так получается? И у них, рождённых в СССР, и у их детей эта русскость при благоприятных обстоятельствах буквально лезет из всех щелей. И этот мальчик, воспитываемый в космополитической среде курортного средиземноморского городка, русский, совсем русский.
– Этот рисунок поможет найти мальчика, – проговорил Хоббит. – Я воспроизвёл его по памяти, потому что оригинал пришлось отдать матери. Мать я тоже пробовал рисовать, но, боюсь, она безнадежна и до конца спасти её уже не удастся…
Иннок, пристально рассматривавший монохромный рисунок, поднял на него глаза.
– О твоих талантах ходят легенды. Однако объясни, как, каким образом этот рисунок может помочь?
– Рисунок – это мост, проложенный через тонкие миры. Мост между изображённым на портрете и художником, или тем, кто смотрит на портрет. Ты никогда не задумывался о чудодейственной силе православных икон? Там работает тот же механизм, только сила притяжения Святых в сотни, тысячи крат превосходит силу притяжения обычных людей. Поэтому ты положи рисунок в карман.
– Про тебя говорили всякое… я не очень-то верил…
– Вера – дело непростое. Для неё надо много труда. Просто носи рисунок с собой. Иногда на него смотри.
– Может быть, ты мне дашь и портрет женщины? Для усиления эффекта…
– Женщина не поможет. Она в плохом состоянии… падает на дно Шаданакары. Сказал безумец в сердце своем: «нет Бога». Они развратились, совершили гнусные дела, нет делающего добро[22].
– Что? Значит, я должен поторопиться.
Они разговаривали по-русски. Заслышав незнакомую речь, мальчишка-палеснинец придвинулся к ним. Несколько минут он рассматривал русские лица на фотографиях.
– Этот человек наш! – проговорил мальчишка-палестинец, тыкая смуглым пальцем в лицо Саши Сидорова. – Он делает добрые дела, и он достоин спасения…
Мальчишка умолк, искоса посматривая на Вадика-Овадью.
– Ещё чего он достоин? – вкрадчиво поинтересовался Иннок, но Хоббит приложил палец к губам.
Что ж, Хоббит старше Штемпа по званию, а старшим надо подчиняться. Пришлось как-то угнезживаться на ночь. Надо заставить себя отдохнуть. А завтра он допросит Вадика и решит вопрос с мальчишкой-палестинцем, который, думается, оказался здесь неспроста.
* * *
Дастархан оказался достаточно просторным для четверых. Вполне можно разместиться, не соприкасаясь телами. Однако Вадик жался к Инноку. Было у него за душой, чем надо поделиться, не дожидаясь утра. Рисунки Хоббита, как зелёнка, а на не прорвавшийся чирей надо прикладывать либо жареный лук, либо мазь Вишневского. Что ж, в таком случае о ночном отдыхе придётся забыть.
* * *
Они улеглись, дав друг другу слово не трепаться, пока остальные не уснут. За приоткрытым окном ширилась и нарастала умиротворяющая симфония сверчков. За плотно прикрытой дверью явственно храпел часовой. Помойный поц спал так крепко, что не заметил, как Хоббит сходил набрать воду, а мальчишка-палестинец дважды сбегал по малой нужде.
Утолив жажду, Хоббит быстро утихомирился. Он лежал на спине, не шевелясь и бесшумно дыша. Мальчишка же, наоборот, долго вертелся, бормотал, поминал Аллаха и пророка его Магомеда, сучил ногами. Вадик не спал. Вадик ждал своего часа, чтобы сообщить Инноку нечто важное.
Час Вадика настал примерно в половине третьего по полуночи.
– Слушай, Кеша, – проговорил он. – Наши деды были родными братьями, а наши матери двоюродными сёстрами.
– Это я помню, Вадик, – отозвался Иннок.
– Поэтому скажу тебе, как родному: эта война – неправильная война, и она должна быть закончена любой ценой! А мой патриотизм