Проснулась Светка через несколько часов от Артёминого голоса, звавшего её по имени. Она вскочила, больно ударившись головой об верхнюю койку, даже заплакала, и увидела Артёма, живого и настоящего. Он был всего в каких-то полутора метрах от неё, в обрамлении светящейся прямоугольной рамки размером со стандартную дверь и протягивал ей руку. А за ним маячила Пашина неотразимая кривозубая улыбка, которую тот, словно транспарант на митинге, растянул от уха до уха. Их появление было настолько неожиданным даже для неё, уже привыкшей к выходкам «Артёма and Джинна LTD», что она села опять на кровать с глупой и растерянной улыбкой на лице, болезненно потирая ушиб.
– Светик, ты чего расселась, как корова? – Паша отодвинул Артёма в сторону и выпрыгнул из рамки на пол камеры. – Хватай багаж, вокзал отходит!
Он подхватил Светку под руку и подтолкнул к рамке. В этот момент зеркальные двери камеры распахнулись, в дверном проёме нарисовались две фигуры в форме жёлто-песчаного цвета. Одна из фигур, низкая и широкая, принадлежащая женщине-мулатке, присела у замка решётчатой двери и принялась торопливо и невпопад совать ключами в скважину. Вторая – повыше и мужская – просунула руку с пистолетом сквозь решётку над головой мулатки и громко, но непонятно заорала…
* * *
Когда всё уже закончилось и они летели над океаном, Паша попросил Джинна показать этот момент, потому что действовал автоматически и не успел опомниться, как люк Джинна закрылся за ним. На экране они увидели, как он одной рукой так поддал Светке по попке, что она со смачным хлюпом влетела в Артёмовы объятия, второй рукой Паша сграбастал на кровати комок из подушки и простыни и швырнул его в лицо охранника, переступавшего через справившуюся, наконец, с замком, но растянувшуюся на полу коротышку. В следующее мгновение Паша был возле охранника, левой рукой перехватил и отвёл в сторону руку с пистолетом, а правой влепил ему в ухо гулкую затрещину, от которой тот сразу перестал орать и улёгся между унитазом и мулаткой, которая и не думала подыматься. Тогда Паша, словно форвард мяч, ударом ноги отправил оброненный пистолет под нары и нырнул в Джинна.
– Джигит! – похвалила его Светка. – Только за синяк на заднице отвечать придётся.
– Готов ответить по всей строгости закона за неумышленную порчу произведения искусства, – расплылся в фирменной улыбке Паша.
– Ладно. За мелкий подхалимаж прощаем. – Светка снисходительно махнула рукой.
Пашины съёмки в этом кино были только цветочками, прелюдией всех бед, что обрушились в тот день на военную базу США в Гуантанамо. После драки они зависли над базой, угощая Светку вкусняшками и расспрашивая о её злоключениях. Потом долго и громко обсуждали свои дальнейшие действия.
Громче всех возмущался и грохотал Паша, а Джинн и, как ни странно, Светка, были тише воды ниже травы. Паша же был настроен очень агрессивно. Он поочерёдно предлагал вывалить на головы американцев тысяч пятнадцать или двадцать аллигаторов, отловив их во Флориде. Или заменить бедных животных канализационными водами города Бангкока. Или забить систему канализации на базе сухим горохом, который, набухнув, разорвёт к чертям все трубы. Или вырубить все кондиционеры и перекрыть воду.
Артём оказался более миролюбивым: он отбил у похитителей свою женщину, не дав её в обиду и был доволен этим. Когда спросили мнение Светки, томно и тихо смакующей в уголке седьмой банан, она сказала, что будет достаточно, если её темнокожую мучительницу засадят в клетку к самцу орангутангу, а ключ от клетки выкинут в море. После столь долгих прений, во время которых не подлежал обсуждению только первый пункт, высокая комиссия постановила:
Пункт А. американская разведка, безусловно, подлежит наказанию;
Пункт Б. всякая разведка – это, прежде всего, информация. Разведывательная организация, допустившая утечку информации, теряет лицо и нет для неё наказания хуже, чем отобрать секретное и разгласить скрываемое;
Пункт В. чтобы ужас рассекречивания показался им мёдом, напустить на них жути и занять их проблемами на довольно долгое время;
Пункт Г. после трудов праведных отдохнуть хотя бы и на той же Кубе, позагорать и окунуться в тёплое тропическое море.
Через полтора часа после Светкиного освобождения на военной базе Гуантанамо разом полетели все компьютеры и исчезла вся бумажная документация, а это тысячи и тысячи бумажек, начиная от разнарядок на бензин и туалетную бумагу и кончая личными делами военных вкупе с делами заключённых, с фотографиями и протоколами их допросов.
Не успели ошарашенные служащие базы среагировать на этакую очень уж нештатную ситуацию, как на всей базе погасло электричество и даже резервные дизель-генераторы напрочь отказывались запускаться, сколько ни бились с ними бедолаги-техники. А ещё через семь минут после этого погас и солнечный свет, базу накрыли густые сумерки, как при солнечном затмении.
Немногочисленные собаки взвыли, холодя в жилах кровь и подымая шерсть дыбом, а птицы, единственные живые существа, беспрепятственно пересекающие по несколько раз в день границу между социализмом и империализмом, покружив в панике, все как одна разом брыснули к коммунистам, бросив на территории базы родные гнездовья, кормовые угодья, западную свободу и демократию.
Небо над базой закрыла гигантская, диаметром в несколько миль и абсолютно чёрная летающая тарелка. Высота, на которой она висела, была гораздо меньше её поперечных размеров, всего метров триста, и это добавляло хорошую порцию жути в сердца людей. Многие из них очень даже живо представили себе, что чувствуют тараканы под неумолимо приближающимся тапком. Тарелка висела неподвижно и безмолвно. Тишину нарушали только тоскливый, как конец мира, собачий вой, да вопли нескольких женщин, которым испокон веков сопровождается любое нашествие, будь то нашествие гуннов, татар или инопланетян. В какофонию вписались также визг покрышек и сигналы автомобилей, бросившихся из-под подошвы чудовищного тапка в поисках безопасного места, да длинная автоматная очередь, которую пустил сдуру в тарелку обезумевший от страха охранник.
Тарелка висела, не реагируя ни на пули, безвозвратно канувшие где-то в её брюхе, ни на людскую панику, постепенно угасающую под этим брюхом, ни на разнообразную авиационную технику во всё большем количестве кружащую над ней, вокруг неё и даже, со временем осмелев, пролетавшую под ней.
Многочисленные и разнообразные зонды,