Истории земли Донецкой. От курганов до терриконов - Сергей Валентинович Богачев. Страница 106

часа. Уличные беспорядки, начавшиеся в Киеве в конце года, словно контролируемая эпидемия, захватывали один регион за другим.

В решающий момент Президент В. Ф. Янукович оказался неспособным к сопротивлению и потерял контроль над ситуацией. Тот день, когда был совершен государственный переворот, можно считать днём начала гражданской войны на Украине. Донбасс не принял «новую власть».

Девять лет обстрелов, экономическая блокада, разрушение водоснабжения городов, боевые действия практически на территории всех городов Донбасса, бесконечные фиктивные перемирия, затягивание переговоров только укрепили дончан в понимании жестокой правды: нас и наши города хотят стереть с лица земли.

Но своё могучее плечо подставила Большая страна. Та, которую всегда ждали, любили, которой верили. 30 сентября 2022 года Донбасс, Запорожская и Херсонская области вошли в состав Российской Федерации.

* * *

…Если бы нынче какой-нибудь креативный продюсер затеял очередной конкурс чего угодно, то баба Зина в нём однозначно одержала бы победу с фантастическим отрывом. Она, конечно, об этом не догадывалась, да и продюсеры за ней никогда не бегали, но всем победным критериям она однозначно соответствовала: ясный взгляд, гордая стать, словарный запас, которому позавидовал бы Жириновский в лучшие свои годы. Это была объективная реальность, с которой давно смирились все окружающие – старость может быть красивой. Жить рядом со звездой сложно, но в целом – возможно, если соблюдать элементарные правила приличия, не составлять ей личную конкуренцию и не подкидывать мелких производственных проблем.

Эра автоматизации и промышленной электроники ворвалась в жизнь Зинаиды Перепёлкиной что-то около двадцати лет назад в кабине грохочущего выхлопной трубой синего ЗИЛа с широкой красной полосой, разрезавшей высокую серую будку по диагонали. У ветра перемен имелось вполне себе земное имя – Люся, у которой в жизненном активе были только юные пухленькие щёчки, постоянно покрытые розовыми пятнами смущения, и должность стажёра отдела кадров.

В глубине души наивная Люся вполне осознавала, что поручение немного не по её статусу, да и где это видано, чтобы отдел кадров выезжал в поля, но делать было нечего – пачку заявлений о переводе Люсе вручила лично Клавдия Васильевна, начальница всего на свете, которую она боялась как огня. Это душевное напряжение заставляло Люсю краснеть, терять дар речи и опускать взгляд.

Именно вот так, потупив взор в бетонный пол, Люся, с папкой на верёвочках под локтем, вошла в котельную № 34/12, что располагалась во дворе дома № N по улице Щорса. Люся неуверенным движением подала Зинаиде для ознакомления лист бумаги с приказом об увольнении. Единственное, что девушка смогла из себя выдавить, это были слова – «на предприятии сокращение». Если хотите, мол, то можно переводом на должность сторожа базы отдыха в Урзуфе. Или подыщем чего, но надо подождать.

Гордая Зинаида, посвятившая всю свою сознательную часть жизни вентилям, манометрам и технике безопасности, здраво рассудила, что это отнюдь не повышение, и она спокойно, без имиджевых потерь, может трудоустроиться в округе, где её знал каждый кот, уж не говоря о ежегодно сменяющихся участковых. Так Зина открыла вторую часть своей производственной карьеры, став самым известным и главным человеком в квартале – дворником.

* * *

– Всё метёте, Зинаида? Моё почтение, – тихий голос старика в шляпе и старомодном пальто, тронутом молью, заставил Зинаиду оторвать взгляд от чёрного после ночного дождя асфальта.

– Герман Андреевич, что-то вы сегодня поздненько. Не заладилось чего?

Зинаида исполнила ещё пару широких шуршащих замахов и, деловито опираясь на метлу, с уставшим видом приняла позу, удобную для диалога.

Герман Андреевич имел обыкновение в восемь утра в любую погоду выходить за свежим хлебом. Пусть даже на улице была метель, он всегда выходил в это время. Можно было сверять часы по нему. А тут – задержался больше чем на час!

Переложив трость из руки в руку, профессор русской словесности в отставке привычным движением поправил очки в тяжёлой роговой оправе прошлого века и несколько смущённо заметил:

– Видите ли, Зинаида, я мог бы изобразить сейчас умное лицо и сказать, что увлёкся Чеховым, не обратил внимания на время, поздно лёг спать, но дело обстоит гораздо проще. Сердце прихватило.

– Так, профессор. Вы мне вот это прекращайте! – в тоне женщины прослеживалась безапелляционная требовательность. – Нас, хороших людей, на Земле не так много осталось. Капли сердечные дома есть?

– Срок годности закончился. Зайду в аптеку, пожалуй…

Герман Андреевич Лазарев, несмотря на свои почтенные годы, имел вид весьма элегантный и моложавый. Его синий костюм в мелкую полоску, давно переживший свои самые славные годы на кафедре русского языка, по сей день имел на брюках прямые, как пика гусара, стрелки и чистые, как помыслы первого коммуниста, обшлага. Окладистая седая бородка подчёркивала жизненный опыт и вызывала восторг соседских детишек, считавших, что Дед Мороз специально укоротил её на лето, чтобы не растаять от жары. Единственное, что выбивалось из этого идеального ансамбля аккуратности, это заклеенная медицинским пластырем дужка старых очков с приличными диоптриями.

Судьбу свою профессор оценивал с точки зрения исторического материализма и здравого смысла. Умеешь грамотно изъясняться и правильно расставлять запятые – занимайся тем, что получается, приноси пользу там, где полезен. Большая семья Германа Андреевича видела в нём главного человека, тихое слово которого имело вес не меньше, чем у папы римского перед паствой на площади Святого Петра. Университетская кафедра воспринимала его, как патриарха филологической науки, и каждый новый лаборант почитал за честь лично доставить в лекционную аудиторию наглядные материалы, чтобы затем при всех пожать профессору руку и получить от него личную благодарность.

Казалось бы, всё сложилось так, как заслуживает добропорядочный человек, но на закате его лет судьба посчитала, что Герман Андреевич и его любимый город, с которым он вместе взрослел, становился на ноги и добился расцвета, стали настолько сильны, что им под силу вынести и новые испытания.

Когда в Донецке подняли голову украинские националисты, русский во всех смыслах профессор отнёс этот факт к недосмотру государственной власти, что его нисколько не удивило. Это было похоже на какие-то несерьёзные игры. Когда его родной университет эти же люди пытались назвать именем совершенно чуждого его городу человека, он воспротивился вместе со студентами и своими единомышленниками. Когда эти же пассионарные персонажи в Киеве стали жечь на главной площади страны покрышки, было уже поздно что-либо осмысливать. Всё случилось. Майданная чума шла от города к городу, заражая людей вирусом ненависти и бессмысленного фанатизма. Остановилась эпидемия в Донбассе – многонациональном и трудолюбивом крае, исторически привитом от всякого рода подобной дури. Некогда было здешним людям рвать на улицах глотки и