– А потом мы все рванули из Бреста, – докладывал только что прибывший старший «пропаганец» политрук Серов. – Полковой комиссар Чепыженко[17] был ранен при прорыве через Суворовский мост. Там он и остался…
Генерал-майор Михаил Пузырев с тоской в груди принял самостоятельное решение: всем частям Укрепрайона с 7 утра выдвигаться в Беловежскую Пущу через станцию Черемха. Там, в Черемхе, находилась строительная база, центральные мастерские и небольшой оружейный склад. Для переброски полутора тысяч строителей необходимо было более 70 грузовиков, и машины нашлись. Самым опасным участком их пути был отрезок Высоко-Литовск – Черемха. На нем колонна, лишенная каких бы то ни было зенитных средств, была совершенно беззащитна перед немецкими самолетами. Но другого пути не было…
Васильцов тихо завидовал Пузыреву. Тот замечательно спасал своих людей, выводил из-под огня, а что мог сделать он, Васильцов? Бросить их навстречу огню?
– Что молчишь? – вопрошал его Пузырев. – Что собираешься делать?
– Связи у меня нет ни с кем, – разводил руками полковник. – И никаких указаний нет. Поэтому буду стоять до последнего.
– Это очень правильные и красивые слова, – одобрил его осторожный генерал. – Но все же подумай, что ты можешь сделать для своих людей. Не для того была создана твоя дивизия, чтобы полечь здесь раз и навсегда!
Пузырев не призывал последовать его примеру. Но по всему было видно, что он был бы очень рад, если бы вместе с его УРовцами двинулись в отступление и полки Васильцова. Уж тогда бы точно его колонны были хорошо прикрыты от любого нападения. Но, понимая, как затруднительно положение коллеги, ничего конкретного не предлагал. Его люди уже занимали места в кузовах полуторок и в штабном автобусе.
И тут Васильцов вспомнил про Нику.
– А где ваши геодезисты из Питера, они здесь?
– Геодезисты остались в районе проведения работ и еще не прибыли, – помрачнел Пузырев. – Но мы их дожидаться не будем. Если они придут, возьми их под свое крыло.
Оба вышли на шоссейку, где вытягивались в походную колонну грузовики. Сам Пузырев сел в генеральскую «эмку» и поехал вслед за броневиком, который прикрывал его машину и штабной автобус. Уехали, не дожидаясь очередного авианалета. И на душе стало совсем тоскливо. Послал адъютанта к деду Дымарю узнать насчет квартирантки, но лейтенант вернулся с безрадостным сообщением:
– Никого нет, ни деда, ни геодезистки. Хотя хата открыта.
* * *
Ника, инженер Поливода и прораб Колышев ночевали в Семятичах на станции. Надеялись отправиться утром с рабочим составом в Волковыск, а оттуда в Минск. Эта оказия возникла неожиданно и очень удачно. Ленинградцы экономили почти десять дорожных часов. Но ничего из замечательного плана не получилось: утренний артналет обрушился на Семятичи и прежде всего на станцию, где сразу же загорелись платформы с рубероидом и три цистерны с мазутом. Под вокзальчиком оказался погреб, в который забились и железнодорожники, и не состоявшиеся пассажиры. Ника с ужасом вслушивалась в вой бомбардировщиков и тешила себя мыслью, что такая заваруха только здесь, на границе, что в Ленинграде все тихо и спокойно, и мама с Дашей пребывают в полной безопасности.
В погребе сначала судачили, что это немецкая провокация. Потом стали говорить, что это начало войны, которую Гитлер развязал на свою голову. Потом начальник станции принес в погреб ведро с колодезной водой, и все стали пить жадно и звучно, роняя драгоценные капли и струйки.
– Поездов из Семятичей в ближайшие трое суток не будет, – сказал начальник станции.
С сильным польским выговором. Из Высокого пойдет только товарный состав. В каком часу, не ведам. Связь оборвалась.
Воздушный разбой над станцией поутих, и люди выбрались на перрон, точнее, на то, что от него осталось. Крыша вокзала провалилась до самого пола. Рельсы на путях стояли дыбом так, что шпалы торчали, как частокол. Где-то в западной стороне, километрах в двух-трех, яростно били орудия. Близкая канонада заглушала слова. Ника с ужасом озиралась по сторонам. Начальник станции в красноверхой фуражке ходил по путям и зачем-то снимал уцелевшие стрелочные фонари.
– Ника! – окликнул ее Поливода. Он стоял возле невесть откуда взявшегося мотоцикла с коляской. – Нас забирают в Высокое. Комдив прислал.
Все по-быстрому разместились на трехколесной машине. Ника устроилась в коляске, уложив на колени рюкзак с теодолитом. Военинженер Поливода сел на заднее седло, а прораб, легонький и сухонький дядя, ловко пристроился на запасном колесе в корме коляски. Тронулись и поехали, на зависть всем остальным, кто оставался на разбитой станции. За рулем сидел сержант в мотоциклетных очках. Он предупредил:
– Как только крикну: «Воздух» – всем разбегаться подальше от мотоцикла и падать на землю. Тут самолеты охотятся за каждой машиной. А пока крепче держитесь – буду гнать на пределе.
И он гнал на пределе по не очень ровному проселку, объезжая свежие воронки. Команду «воздух!» сержант подал на полпути к Высокому. Резко затормозил, и все бросились в разные стороны, с ужасом прислушиваясь к нарастающему реву низколетящего истребителя. «Мессершмитт» прошел над дорогой на бреющем и «сбрил» не успевшего упасть в кювет прораба. Ника впервые увидела убитого человека, но помочь ему уже ничем не могла. Прораб Колышев лежал, уткнувшись лицом в пыльную траву, по спине, обтянутой выгоревшей на работах гимнастеркой, расплывались большие алые пятна, а в трех местах были вырваны клочья вместе с кусочками окровавленного мяса. Поливода с трудом увел ее к мотоциклу.
– Это война, – говорил он ей то ли в утешение, то ли в пояснение. – Это самая настоящая война. А на войне бывает и не такое.
Мотоцикл снова помчался по проселку. Облегченный на одного седока, он бежал заметно быстрее. Перед самым городком их обстреляли из автомата: кто-то бил по мотоциклу из каменной трансформаторной будки. Пули просвистали мимо. Сержант запоздало пригнулся к рулю, а Поливода припал к коляске; Ника же и вовсе не поняла, что их обстреляли. Но опасное место проскочили благополучно и подъехали к дворцу. У колоннадного крыльца стоял штабной автобус, и три бойца перетаскивали в него опечатанные чемоданы с документацией, сейфы, портфели…
– Комдив здесь? – спросил сержант.
– На ЗКП, в парке ищите!
Но тут Поливода заметил УРовскую полуторку. В кузове сидели строители и призывно махали:
– Давай к нам! Мы последние. Все уже уехали.
Поливода схватил мезенцевский рюкзак с теодолитом.
– Скорее, скорее! – торопил геодезистку коллега, злясь на ее неспешность. Но Ника крепко держала рюкзак.
– Поезжайте с Пузыревым. Меня Васильцов отправит.
– Понятно, – хмыкнул Поливода. – До встречи в Ленинграде!
Он успел вскарабкаться в грузовик с заднего борта, почти на ходу. Больше они никогда не увиделись…
Полковника Васильцова Ника нашла в парке – сначала заметила сержанта Криклю, который побивал сапогом скаты «эмки», а потом и самого комдива.
– Княженика Николаевна! – обрадовался он и, похоже, впервые за все это время улыбнулся. И она тоже радостно просияла в ответ.
– Вот, на мотоцикле из Черемхи добралась!
– Ну, слава богу! А то уж я чего только ни передумал… Давайте в машину!
Ника нырнула на заднее сиденье, прижав к груди теодолит. К ней подсел начальник Особого отдела