Брать Высоко-Литовск должна была 134-я пехотная дивизия, которая входила в 43-й армейский корпус. Это была одна из молодых немецких дивизий, сформированных в 1940 году в Баварии. Её командир генерал-лейтенант Конрад фон Кохенхаузен был опытнейшим тактиком. Он прошел польскую и французскую кампании, будучи командиром дивизии. Фанатичная молодежь фенрихов и лейтенантов была разбавлена опытными офицерами, знающими район боевых действий еще со времен Первой мировой войны.
Дивизия обладала современной артиллерией, её автомобильный парк составляли однотипные немецкие военные автомобили, а разведывательный батальон содержал полный комплект бронеавтомобилей и мотоциклов. Для передовых отрядов были заготовлены малые надувные лодки и три понтонных моста на надувных лодках. По ним без проблем можно было перекинуть на восточный берег Буга противотанковые и пехотные орудия, минометы, мотоциклы и легкие автомобили.
* * *
До середины мая 1941 года штаб 15-го полка находился в Высоко-Литовске. Затем его переместили в село Вулька-Пузецка, рядом с шоссе Высокое – Дрохичин. В трех километрах от полка в селе Токары стояли грузовики 85-го автотранспортного батальона.
По сути дела, полк приблизили к будущему полю боя, противников разделяло не более полукилометра. Майор Нищенков, командир полка, не раз наблюдал в бинокль за возней саперов на том берегу. Немцы разгуливали, не таясь, складывали лодки, полупонтоны. Все говорило об намерениях пересечь не очень широкий в этих местах Буг. Нищенков не раз докладывал об этом в Высокое, не раз приезжал к нему комдив, тоже изучал штабеля лодок на левом берегу, оба покачивали друг другу головами – мол, что будет, то и будет… Ведь об этих приуготовлениях знали и в Кобрине, и в Минске. Но никаких выводов никто там не делал. Нищенкову довольно невнятно давали понять, что у немецких понтонеров тоже бывают учения, что это чисто немецкая предусмотрительность, что ничего угрожаемого в этом складировании нет, и тому подобные отмазки.
И вот теперь…
Вот снова началась артподготовка к новому наступлению. Затряслась земля, и посыпались в траншеи сухие комья, полетели обрубленные осколками сучья дубов и грабов, а расщепленные до струн стволы сосен сыграли бы полонез на ветру. Но ветра не было, если не считать ударных волн, не было и дождя, которого так ждали воспаленные от жажды рты. Злопекучее солнце, посылало из зенита свои жестокие стрелы-лучи.
Первым дрогнул второй батальон, чьи позиции пролегали в 500 метрах от переднего края противника. Паника в войсках столь же страшна, что и верховой пожар в сосновом лесу. Хуже всего, что страх окружения перекинулся и на остальные батальоны 15-го полка, которые, согласно довоенным планам, занимали позиции вдоль границы. Вместе со стрелковыми батальонами позиции должен был занять и 121-й отдельный противотанковый дивизион, но обнаружилось, что все 17 артиллерийских тягачей «Комсомолец» были выведены из строя диверсантами. Командир дивизиона капитан Никифоров договорился с командиром 85-го автотранспортного батальона, чтобы его водилы перебросили одиннадцать исправных противотанковых орудий вместе с боекомплектом в Высоко-Литовск, где еще находился штаб дивизии.
СПРАВКА ИСТОРИКА
Стрелковый батальон, находящийся на позиции, имел два противотанковых орудия, восемнадцать ротных и батальонных минометов, восемнадцать станковых пулеметов. Имелся полуторный запас боекомплекта. Это была достаточно мощная сила, способная держать оборону на позициях более суток. Но уровень боевой и моральной подготовки рядового и даже сержантского состава был крайне низкий. Именно 15-й стрелковый полк больше всего пострадал от постоянных экспериментов с личным составом.
Пятнадцатый стрелковый полк прикрывал направление на Высоко-Литовск и занимал позиции за девятым узлом обороны БУРа – Брестского укрепленного района. Этот узел обороны состоял из десяти железобетонных дотов, вооруженных артиллерией и пулеметами, а также из пяти пулеметных бункеров. Гарнизоны этих огневых точек формировались из 18-го пулеметно-артиллерийского батальона. Главное, это было не дать противнику подобраться с тыла. А тыловую позицию занимал батальон 15-го стрелкового полка, для которого военные строители подготовили две огневых позиции, соединенные ходами перекрытия. Здесь не было никаких стрелковых ячеек, а были вырыты окопы полного профиля с оборудованными артиллерийскими, минометными и пулеметными позициями.
Половина бетонных сооружений была только что вооружена пулеметами и непристрелянными орудиями. На остальных же велись внутренние строительные работы. Но даже в таком полуготовом состоянии это были огневые точки, способные выдержать мощный артобстрел. Они полностью перекрывали направление на Высоко-Литовск.
Полковник Васильцов прекрасно понимал, что ни Волчин, ни Высоко-Литовск под сверхмощным вражеским напором (да еще без каких бы то ни было подкреплений) не удержать. Не было даже обещаний прислать что-либо, как не было связи ни с Кобрином, со штабом вчера еще родной четвертой армии, а сегодня уже просто соседней. Но и с нынешней, «родной» – десятой, которой только что переподчинили 49-ю дивизию, тоже не было связи, а значит, и никаких надежд на подкрепление не было, как не было и указаний, что делать, куда идти, какие занимать рубежи. Штаб десятой армии находился в двухстах километрах севернее – под Белостоком. Молчали все телефонные линии, которые должны были связывать комдива Васильцова с вышестоящим начальством и со своими подчиненными. Напрасно уходили на север и на восток (а фактически в никуда) пешие, конные, мотоциклетные посланцы. Никто из них так и не вернулся, и не по бестолковости или трусости, а по злому року войны.
Сколько стоять на позициях? Васильцов нутром чуял – немцы уже наверняка обходят его полки. Если они прекратили лобовые атаки, то это вовсе не значит, что противник признал рубеж неприступным. Обходят, конечно же, обходят – и с юга, и с севера… А в окружении – без доставки боеприпасов, горючего, продовольствия – долго не провоюешь…
Полковник Васнецов прятал глаза от ближайших соратников – комиссара, начальника штаба, которые молча, одними вопрошающими взглядами, пытали его: «Что делать? Держать оборону или отходить? А если отходить, то куда – на север, в Пущу, или на восток, в сторону Барановичей? Не было у него ответов на эти жизнесущие вопросы.
Из ступора вывел его комендант 62-го Укрепрайона генерал Пузырев. Он отыскал комдива на полевом командном пункте – в сумрачной еловой роще австрийского кладбища:
– Мы отходим, – предупредил он. – Нам здесь делать нечего. У меня люди без оружия. С лопатами не повоюешь.
И он был по-своему прав – строителям-фортифи-каторам под огнем противника делать было нечего. Бункеры под Семятичами и здесь – в Огородниках – должны были занимать пульбаты – пулеметно-артиллерийские батальоны, созданные для ведения огня из дотов. Одутловатое лицо Пузырева выражало горесть, смятение, страх за судьбу своих людей. Война застала его управление в самый разгар переезда из Бреста в Высокое. Часть людей в городе, часть уже здесь, на передовой.
Из тридцати двух политруков и комиссаров 62-го Укрепрайона в штаб к 5.30 утра не прибыл никто. Вины их в том не было: перевод штаба из Бреста в Высоко-Литовск был назначен на 21 июня, и большинство командиров-начальников еще оставались на своих городских квартирах в Бресте.
В небольшом Высоко-Литовске трудно было найти сразу столько служебных и жилых помещений, поэтому размещались всюду, где были крыша, двери, окна. Пузырев выбрал для своего штаба заводоуправление закрытого спиртзавода, заняли и бывшую еврейскую школу, и какие-то утепленные склады… Но полный переезд к воскресному дню так