На мосту пехотинцы штурмового батальона уже устроили подобие плацдарма. Обер-лейтенант Винтенберг приказал спустить с платформы два своих танка. Сделать это было непросто. Под огнем советских артиллеристов два вагона сошли с рельсов, накренилась и платформа с танками, но все же их удалось поставить на землю, и они тут же ушли в бой, в сторону дотов, где не прекращалась ожесточенная пальба. Но танки вскоре вернулись ни с чем – их отогнали прицельным огнем казематных орудий. Тем временем метким попаданием на мосту был разбит рельс. Путь на базу был отрезан. На мосту расположился КП штурмового батальона, и все распоряжения Винтенберг получал теперь через пехотинцев 461-го пехотного полка, на чью долю выпал штурм опорного узла Семятичи.
Прошло еще несколько суток, в течение которых бронепоезд елозил между своей базой в Платернуве и огневой позицией за мостом. Чтобы ввести в заблуждение полевые войска, над броневагонами БП № 29 поднимали красные флаги и портрет Сталина, но это были слишком примитивные уловки и от них вскоре отказались.
Между русскими бункерами были вкопаны старые советские танки МС-1. Они прикрывали проходы, как неподвижные броневые точки. При всей своей примитивности (это были самые первые советские танки, давно и безнадежно устаревшие) они серьезно осложняли действия подрывных эйнзатцгрупп. По ним и бил в первую очередь немецкий бронепоезд. Но толку было мало. На КП батальона, оседлавшего мост, неистовствовали: несмотря на все уговоры через радиорупоры, русские гарнизоны не сдавались.
Лишь на четвертые сутки, когда сила огня из амбразур заметно упала, танки, спущенные с бронепоезда, пошли на штурм бетонных бункеров. В одном из танков сидел и сам командир БП № 29 обер-лейтенант Винтенберг:
«Мы прошли лес без огня противника. С опушки была проведена атака на первый бункер. Я подъехал на танке на 50 метров к задней двери и разбил ее шестью выстрелами. После этого штурмовая группа бросила в пробоину гранаты, и бункер замолчал. Теперь я прорвался сквозь еловую маскировку и выехал в тыл ко второму бункеру…
Я узнал в нем дот, что очень сильно досаждал нашей пехоте своим огнем… С карабинами и ручными гранатами мы пробились под плотным огнем врага. Мы искали отверстие, чтобы швырнуть туда ручные гранаты. Я кидал их в пробоины, но бункер продолжал стрелять. Наконец, я нашел на его крыше воздушную шахту. Вставил туда дымовые шашки и забил отверстие бумагой. Через некоторое время из всех отверстий повалил дым, и в бункере вспыхнул пожар. Тем не менее противник продолжал вести огонь. По какой-то причине, будто по общему сигналу, все окрестные бункеры и полевые укрепления внезапно обстреляли местность возле «нашего» горящего дота. (Позже я нашел кабель, который связывал командирский дот с остальными, и перебил его.)
Мы поспешили укрыться. Но водитель танка был ранен в поясницу, мне же осколок попал в правое предплечье. Но нам все же удалось вернуться на бронепоезд. Но бои за шоссе продолжались. Их вела одна из наших штурмовых групп»…
Никто ничего ни в Бресте, ни в Минске, ни тем более в Москве не знал об этих боях. Как не знают о них и сегодня… Но все же нам известны имена этих героев: командир 17-го пульбата капитан Постовалов и его начштаба, возглавивший оборону укрепрайона «Семятиче» капитан Иван Миренков.
На высотке у деревни Заенчики один-единственный боец (!) со станковым пулеметом отбил несколько атак пехоты противника и, будучи раненным, захвачен в плен, после чего был забит прикладами немецкими пехотинцами насмерть[16].
Глава пятая. Связь? Мразь…
Лейтенант Андрей Черкашин невнятным толчком сердца ощутил, что младшего брата уже нет. Юрка, братан, младшой, по домашней кличке – Утюг, исчез из этой жизни, из этого мира, переправившись по ту сторону бытия. Андрей старательно глушил эти мысли, но душа настойчиво скулила: «А Юрки-то нет, а Юрки-то нет… Утюжка нет…» Только наседавшие немцы отвлекали его от этого тоскливого чувства, он лежал в траншее и готовился к стрельбе.
«Странно, – удивлялся он про себя, – вот лежу, вижу, враг набегает, война же… А мне не страшно. Всегда казалось, что будет рукопашная. А вот же и нет. Целюсь, выбираю живые мишени, почти как в тире…»
Он стрелял по живым целям, укладывая их одну за другой. Однако некоторые цели поднимались и неуклонно приближались, пока не заработали на всю катушку оба ротных «максима». Немцы залегли и затихли. Но тут же ударили из их тыла минометы. Мины летели кучно и точно. Для начала они подняли пыльно-земляную завесу перед брустверами. Затем взрывы мин встали в ближнем тылу, за спинами оборонявшейся пехоты. Едва успели укрыться, как в поддержку минометчикам ударила полковая артиллерия, а за ней и более внушительная – дивизионная. В 15-м полку появились первые раненые, убитых никто не считал – все внимание раненым, покалеченным. Их оттаскивали на перевязочные пункты, развернутые по всем правилам фронтовой службы. Они были окровавлены, в разорванных гимнастерках и шароварах, с распоротыми сапогами. Одни орали от боли, другие стонали и выли. Одни прижимали к себе винтовки, другие передоверили оружие санитарам, третьи катались по земле от нестерпимой боли… Лейтенант Черкашин видел все это урывками и оглядками, так как нельзя было отрывать глаз от главного – вражеской пехоты, которая вот-вот могла подняться и совершить последний, и решительный, рывок к траншее его взвода. Не раз и не два он уже радовался сегодня тому, что траншеи успели вырыть загодя и что полк успел занять это незамысловатое полевое прикрытие. Чего не скажешь о гарнизонах дотов, на которые возлагали столько надежд. Да что надежд, все верили, что эти «подземные линкоры» станут главной преградой вражескому вторжению. А получилось, что «царица полей» укрывается теперь от огня земляными брустверами да касками, а вовсе не железобетонными стенами. Не успели их толком ни возвести, ни вооружить. По крайней мере, здесь – на их полковом участке приграничной обороны.
После артиллерийской обработки переднего края немцы, прежде чем подняться в атаку, бросили на позиции 15-го полка штурмовую авиацию. Командир взвода не слишком был искушен в типах немецких самолетов, но даже если бы и отличал «юнкерсы» от «хейнкелей», то все равно бы этого не сделал, поскольку не мог поднять голову – посмотреть в небо. Оттуда, из-под облаков, обрушивались на траншеи и блиндажи бомбы и пулеметные трассы. Бойцы его полка никогда не взаимодействовали на учениях с авиацией, никогда не слышали над головой истошный рев пикирующих самолетов, леденящего душу свиста авиабомб. И вот только теперь не в полигонном – в реальном – бою, слыша все это, вжимались в спасительную землю-матушку. И казалось, что нет страшнее огня на свете, чем тот, который обрушивался на их головы сверху, из поднебесья, словно кара Господня.
Страх пришел, но не парализовал. Глаза, уши страшат, а руки делают свое дело – передергивают затворы и нажимают на спусковые крючки, надевают на гранаты осколочные рубашки и посылают их подальше – под ноги наступающим немцам.
Откатились… Надолго ли?
СПРАВКА ИСТОРИКА
С началом войны Высоко-Литовск становился для немецкого командования стратегическим пунктом. Именно через этот городок проходила танковая магистраль № 2 Белосток – Высоко-Литовск – Слоним. Этот маршрут немецкое