Белая ночь истомленного Питера,
Марсово поле: сирень да жасмин.
Белая тень офицерского кителя…
Боже, тобою одним он храним…
– Белогвардейский романс?
– Я написал это в память о своем деде, который погиб на германской войне.
– Он петербуржец?
– Да, родился и жил, и служил в Петербурге. После его гибели бабушка с детьми вернулась на родину, в Тверскую губернию. Ну и я тоже оттуда, из деревни…
– Романс хороший получился. Его бы на музыку положить.
– Я его на гитаре играю. Договорился с нашим капельмейстером, он аранжировку сделает и ноты напишет.
– Хорошо. Надеюсь, подарите мне с автографом.
– Обязательно, товарищ полковник, – отвечал весьма польщенный младший политрук.
Так, за разговорами незаметно въехали в Брест. Зиновьева высадили возле городской типографии, где должны были отпечатать тираж первого номера «На страже!». Своей типографии в дивизии пока не было. Васильцов по дороге полностью вычитал макет и сделал только одно замечание – вычеркнул четырехстишие из «Уголка юмора».
Конь в учебе и в бою,
Друга нет дороже.
Куртку-кожанку сошью
Я из конской кожи.
– Полагаю, что коням такой юмор не понравится, – усмехнулся Васильцов. – Да и конники обидятся. А в остальном – хороший номер получился.
И он написал в правом верхнем углу: «В печать!»
– Все хорошо, – заметил комдив, – вот только фамилия подкачала – «Зиновьев». Это все равно что главный редактор «Каменев», – или не дай бог – «Троцкий».
Младший политрук так и не понял – полковник шутит или говорит всерьез.
– Какую дед с отцом дали фамилию, такую и ношу.
– И что, комиссар Потапов вам ничего не сказал?
– Никак нет!
– Странно… Обычно он за такими вещами следит – ушки на макушке. Обычно в таких случаях берут псевдоним. Например, Горький, Соленый, Кислый… Или название места, где родился: Минский, Слуцкий…
– Ничего не подходит. Я родился в селе Негодяево.
Васильцов не удержался от улыбки:
– Пожалуй, «редактор Негодяев» звучит лучше, чем «Каменев»!.. До свидания, товарищ Негодяев! Успеха вам в вашем нелегком газетном деле!
Глава вторая. В Бресте
Командир корпуса генерал-майор Василий Попов, рослый донской казак, принял Васильцова по-свойски, без официальных церемоний: оба ровесники, оба прошли Первую мировую, оба бывшие «золотопогонники».
– Ну что, опять жаловаться будешь? Лазаря петь? – спросил Попов после крепкого рукопожатия.
– Буду Лазаря петь! – охотно согласился Васильцов.
– Пой! – скривил широкие губы генерал.
– У меня отобрали гаубичный полк.
– Знаю.
– Полк отобрали, дивизию ослабили, зато навесили две новые обузы – подбросили мне два пограничных аэро-дрома – в Борисовщине и Малых Зводах.
– И это знаю. Не удивил.
– Практически всех ротных и батальонных командиров перевели из дивизии в другие части! Оставили лейтенантский молодняк.
– Правильно. Людям расти надо.
– Пусть растут, но в стороне от границы. У меня же передний край.
– У всех передний край, – хмурился Попов и очень нервно подпалил папиросу. – Зато тебе сколько свежатины подбросили: лейтенанты новейшего образца – все знают, все еще помнят…
– И ничего не умеют.
– Учи. Тебя учили, и ты учи.
– Да я готов учить их день и ночь. Но только не на переднем крае. В тылу пусть доходят до кондиции!
– Василий Степанович, дорогой, мне же больше всех азиатов подкинули. Хорошие ребята, только ни хрена по-русски не понимают. Танк для них «шайтан-арба», я им: «Вперед!», они стоят. Крикнешь: «Алга!» – бегут. Винтовка – «мылтык». «Бегом» – «чуркоо»…
– Видишь, как ты по-ихнему шпрехаешь! Насобачился, однако!
– Я-то насобачился, слава богу, с басмачами воевал. Набасмачился… А что делать желторотым лейтенантам? Ни построить, ни залечь, ни огонь открыть… Им бы курс молодого бойца пройти, а не границу стеречь. Ни одной боевой команды не знают. Только и усвоили, что «обед» да «отбой»… Была полноценная боевая дивизия. За три месяца превратили ее в табор… Или вот еще пополнение – бывшие польские солдаты. С ними как в бой идти? Их же переучивать надо – и на другие уставы, и на другое оружие, и на другую политику!
– Зачем ты мне все это говоришь?!
– Докладываю как положено, по команде: сорок девятая дивизия временно небоеспособна. Доклад закончен.
– Спасибо за информацию! Все это я уже не раз докладывал в штаб армии. Думаешь, Коробков[13] не знает? Знает и каждую неделю теребит Минск. Да и Павлов, уверен, знает и не меньше твоего колготится. А что он может сделать, если без ведома Москвы ни я, ни Коробков, ни Павлов – никто из нас ни одну дивизию переместить не может?! А перемещать надо: стоим к немцам задницей под штыки… Единственное, чем могу объяснить этот бардак… – Попов, яростно, как гадюку, раздавил в пепельнице папиросу, и она задымила, как сбитый самолет. – Понимаю так: Москва хочет увеличить приграничную группировку так, чтобы немцы не сказали, что мы проводим мобилизацию. За счет деления, пополнения стоящих здесь соединений… Не говори, что за счет качества. Сам понимаю. Но ничего поделать не могу.
Полковник согласно закивал ему, но не удержался от очередного риторического вопроса.
– Ну ладно – узбеки-киргизы, обучим, в строй поставим. Но позавчера пришло распоряжение сдать топографические карты на армейские склады. Это-то зачем?
– Ты сводку привез?
– Так точно.
– Отдай начальнику штаба.
– Есть.
«Секретно.
Сводка по личному и конскому составу, по вооружению и моторизации 49-й стрелковой дивизии.
На 22 июня 1941 года
Начсостав – 1122 человека
младший начсостав – 1403 человека
рядовой состав – 9938 штыков.
Всего – 12 463 штыка.
Лошадей: строевых – 815 голов, артиллерийских – 1019 голов, обозных – 1263 головы.
Всего – 3097 голов.
Автомашин:
легковых – 12, грузовых – 326, специальных – 131, Всего – 469.
Мотоциклов – 8,
Тракторов – 72,
Прицепов – 45.
Личное оружие:
автоматических винтовок СВТ – 28 штук, трехлинейных винтовок системы Мосина – 8143 шт., револьверов системы «Наган» – 2200 шт.
Пулеметов: ручных – 452, станковых – 130, зенитных счетверенных -19.
Всего – 601 ед.
Артиллерийских орудий: пушки 45-мм – 63, 76-мм – 42, 76-мм зенитные – 4,
Гаубиц 122-мм – 19, 152-мм – 12.
Всего артиллерии без минометов – 140 стволов.
Минометов: 50-мм – 81, 82-мм – 61, 120-мм – 4, всего – 146 стволов.
Танков Т-37 – машин. Т-38 —16 машин.
Бронеавтомобилей – 10 машин.
Радиостанций и аппаратов связи – 139 единиц.
Кухонь – 79.
Все это так, все это, действительно, значилось за ним, за полковником Васильцовым, висело на нем. Но только значилось и висело, ибо списочный состав – это не фактическая наличность, 49-я стрелковая дивизия была практически полностью укомплектована всем необходимым, кроме повозок для батальонных минометов, биноклей и малокалиберных орудий ПВО.
Дивизия – это пять полков: три стрелковых и два артиллерийских, а в придачу к ним пять отдельных батальонов и дивизионов:
Разведывательный
Саперный,
Связи,
Автобат
Медсанбат
Два отдельных дивизиона: противотанковый и противовоздушный.
Считалось, что этого достаточно, чтобы обеспечить живучесть дивизии, ее боевую устойчивость в полной изоляции (окружении).
Дивизия – это армия в миниатюре. Это зерно армии. Добавь людей и техники, и из дивизии вырастет сначала корпус, а потом и армия.
Васильцов любил свою дивизию. Но сейчас его 49-ю резко обкорнали. Временно забрали гаубичный артполк, временно увели на стройработы саперный батальон и один стрелковый. Вот и повоюй тут…
СПРАВКА ИСТОРИКА
В Советско-финскую войну 49-я стрелковая дивизия стала Краснознаменной, а за ратные подвиги многие командиры и бойцы получили боевые ордена. Кроме того, двенадцать красноармейцев стали Героями Советского Союза.