Одновременно произошло значительное ухудшение качества подготовленных бойцов.
В ноябре 1940 года 2335 старослужащих 49-й стрелковой дивизии, в том числе 786 младших командиров, демобилизуют или переводят в части Прибалтийского военного округа. Из дивизии переводят в другие части семь командиров батальонов и артиллерийских дивизионов, а также двадцать семь командиров рот и артиллерийских батарей. Фактически произошло одномоментное обезглавливание среднего командирского звена.
Такая активная ротация была бы оправдана в дивизии, расположенной в тыловых округах, но для 49-й, позиции которой находились в семистах метрах от противника, такое ослабление необъяснимо.
Все это и пытался втолковать полковник Васильцов своему непосредственному начальнику. Но генерал Попов и без его увещеваний знал обстановку в войсках четвертой (да только ли четвертой?) армии.
– А до противника – рукой дотянуться: семьсот метров, – донимал его Васильцов, но стук в дверь прервал его доводы. В кабинет вошел командир 42-й стрелковой дивизии рослый бравый генерал-майор с орденами за Испанию – Иван Сидорович Лазаренко. Все трое обменялись крепкими рукопожатиями.
– Ну, господа хорошие, порешаем наши проблемы втроем! – Потапов сел и навалился на стол всей массой огромного тела. – Вот тут Федорыч плачется, что в его дивизию мулла требуется и что они в Высоком уже мечеть строят, так я говорю?
– Почти так, – невесело усмехнулся Васильцов. – Потому и предложение имею к Сидоровичу: давай распределим призывников поровну – тебе тыщу аратов и мне тыщу.
Лазаренко заерзал на стуле:
– Ну уж нет, как карта легла, так и пусть лежит.
– В карты люди играют. И играют с умом и рассудком. Мы с тобой в одной паре. Так давай козыри поделим!
Лазаренко сделал непроницаемое лицо. Тогда вмешался Попов:
– Федорыч прав. Поделись своими сержантами или хотя бы бойцами, которые год прослужили. Военкоматам дела нет – призвали, уложились в норму, а там хоть трава не расти.
– У меня чеченцев много, – отреагировал Лазаренко. – Те еще абреки, в бой рвутся. Могу чеченцами поделиться.
– Хохлов своих бережешь, Сидорыч. Можешь их себе оставить. А Васильцову дай то, что он просит. Он на самой границе стоит.
– А я что? У меня до немцев палкой докинуть!
– Ты в крепости стоишь. У тебе стены есть, казематы.
– А он бункеры строит. У него целый укрепрайон.
– Пока что это только стройплощадка. Дай на время хотя бы – на пару месяцев. Пусть азиатов стрелять научат, а потом к тебе вернутся, – хитрил Попов.
– Хрен они вернутся. Что с возу упало…
Спорили долго, пока Попов не положил на стол «козырную карту» – распоряжение командующего 4-й армией о переводе части старослужащих красноармейцев из 42-й дивизии в 49-ую.
– Видал, Сидорыч! Если тебе этого мало, куркуль ты испанский, такая же бумага придет и из Округа.
Крыть Лазаренко было нечем. Согласился скрипя зубами.
СПРАВКА ИСТОРИКА
Части 42-й стрелковой дивизии вместе с полками 6-й дивизии, стоявшей в старой цитадели, героически обороняли Брестскую крепость. Те, кому удалось вырваться из кирпичной западни, отходили вместе с 4-й армией с одного оборонительного рубежа на другой. Генерал-майор Иван Лазаренко достаточно грамотно использовал ограниченные силы своего отряда при прорывах из окружения на Восток. Однако большинство рубежей стрелковые части 42-й без должного количества артиллерии удержать не смогли.
4 июля 1941 года генерал-майор Иван Лазаренко был арестован в штабе четвертой армии.
Существуют свидетельства, что фамилии Лазаренко не было в первоначальном списке арестованных, который отправлялся в Москву, и Лев Мехлис лично дописал его. Всё дело в том, что Лазаренко на 4 июля 1941 года был единственный из командиров стрелковых дивизий четвертой армии РККА, с которым была связь и которому можно было вручить ордер на арест. Но Лазаренко в отличие от его высокопоставленных начальников судили позже – только в сентябре 1941 года, и приговорили к расстрелу. Бывший генерал-майор подал прошение о помиловании. И о чудо! Через две недели, рассмотрев его обращение, Верховный Совет СССР заменяет ему расстрел на 10 лет строгого режима.
В октябре 1941 года бывшего командира 42-й дивизии отправляют на лесоповал в поселок Кожва Коми АССР. Через год его досрочно освобождают из лагеря, и уже 3 ноября 1942 года он находится в распоряжении командования Западным фронтом. Его внёс в реабилитационный список лично Маршал Советского Союза Борис Шапошников, который питал симпатию к генералу Лазаренко как к храб-рому фронтовику и полному георгиевскому кавалеру в годы Первой мировой войны. В 1942 году назначен командиром 369-й стрелковой дивизии, которая успешно действует в ходе операции «Багратион». Но 25 июня 1944 года комдив погибает от прямого попадания немецкого снаряда в автомобиль неподалеку от деревни Чаусы. Генерал-майору Лазаренко посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
* * *
Короткое служебное совещание закончилось неожиданно. Попов встал, хлопнул по столу широкой ладонью.
– Вот что, хлопцы, хватит кровушку друг у друга пить! Айда на спектакль. Приглашаю! Сегодня в областном театре дают «Мадмуазель Нитуш».
– Да смотрел я эту Муруш еще в Москве, – махнул рукой Васильцов.
– Ничего, теперь в Бресте посмотришь. У меня весь штаб туда намылился. Даже из Кобрина Шлыков едет… Там такая мамзель Нитуш, я тебе скажу!
И они отправились в областной театр, где минские артисты давали французскую оперетку.
К моей жене Мими
Приехал, черт возьми,
Раз целый эскадрон,
Диги-дон, диги-дон.
Представление закончилось почти в полночь. Васильцов хотел возвращаться в родное Высокое, но генерал-майор Пузырев, начальник Брестского укрепрайона, остановил его:
– Куда ты на ночь глядя по лесным дорогам попрешься?! Сам знаешь, как постреливают тут… Особенно одиночные авто. Оставайся у меня, завтра с утра поедешь. Я тут возле рынка живу. Рядышком.
Но Васильцов не стал стеснять семейного Пузырева, а решил скоротать эту ночь в парковом трактире «У озера» с товарищем по службе – генерал-майором Недвигиным, командиром 75-й стрелковой дивизии. Штаб Недвигина находился в Малорите, и ему тоже совсем не улыбалось колесить в одиночку по опасным ночным дорогам.
По пути друзья заглянули в универмаг на Советской, и Константин Федорович купил подарок для Ники: сережки в виде двух золотых дуг. Чем не дуги Струве?
Недвигин вспомнил по этому поводу еврейский анекдот:
– Молодой человек, вы выбрали очень правильный подарок: одну сережку подарите на 8 Марта, другую – на день рождения.
Анекдотов у Недвигина была уйма и на любой случай.
В старинном трактире, где офицеры до революции обмывали свои новые чины и назначения, они крепко посидели, да так, что Недвигин едва даже не остался ночевать в Бресте, но потом все же нашел в себе силы, и штабная «эмка» отвезла его в Малориту, где стоял штаб 75-й.
Семен Иванович Недвигин был на пару лет младше приятеля, но старше чином и потому общался с Васильцовым несколько покровительственно. Он гордился тем, что стал офицером, подпоручиком, еще в Первую мировую, не ведая о том, что Васильцов был произведен в мичманы, а чин мичмана по Табелю о рангах приравнивался к чину поручика. Да, собственно, как говорится, не в том толк.
За трактирным столом они разоткровенничались и оба согласились в том, что действия начальников, как корпусных, так и армейских, вызывает множество недоуменных вопросов.
– Я не могу понять… – начинал каждый из них