Я решил поговорить с ним. Он вроде бы немного оживился, когда рядом с ним приземлился командир, то есть я.
– Не, командир, не надо… Умру я сегодня! Умру, понимаешь?
– Да ладно, все мы когда-нибудь…
– Не, я конкретно сегодня! Ты там напиши потом, командир, как надо, чтоб семья всё получила за меня, что положено…
«Так, это ещё один тяжёлый случай», – подумал я тогда и уже хотел позвать Ильича в качестве нашего штатного «психотерапевта», но Шиллер посмотрел мне прямо в глаза немигающим взглядом и как-то слишком спокойно сказал:
– У моей жены мать – ведьма и гадалка известная. Кому что нагадала, всё сбылось. Так вот, мне она сказала, что жить я буду до тех пор, пока не услышу в голове своей что-то отдалённо похожее на пение соловья. Как услышу, мол, так обязательно в тот же день и умру. Ну так вот, командир, я уже слышу этого соловья!
Не буду говорить, что мне подумалось тогда, когда пришлось услышать такое объяснение его стрессового состояния. Он вроде бы даже немного успокоился и вскоре перестал трястись, попросил сигарету, но закурил с таким видом, будто отлучился из ада всего минут на пять и его там уже ждут.
Он действительно погибнет в этот день. И погибнет страшно. Те, кто видел, говорили, что ему прилетел осколок, похожий на лезвие косы, и разрубил его почти пополам так, что кишки вывалились наружу. Бедняга вытекал ещё несколько минут, слушая своего соловья. И никто не мог ему помочь.
Вот сижу и вспоминаю его. Теперь он ухмыляется и странно смотрит на меня. Будто кивая какой-то невысказанной мною догадке. И ещё мне кажется, что я чего-то не доспросил у него в то утро…
Мёртвые любят нашу память. Они выбирают давно забытые воспоминания и вбрасывают их тебе прямо в голову, осыпая ненужными подробностями. И теперь вот они лежат в гробах, в холодных могилах, даже не пытаясь делать вид, что могли бы ещё немного побыть живыми…
– Что-то заеб…лся я сегодня, Парижик, – сказал мне Мазай перед тем, как присесть на корточки и прикорнуть немного у самого входа в блиндаж. Выглядел он и правда отчаянно замученным и уставшим. Завтра у него будет тяжёлый день, и он должен обязательно отдохнуть. А мне почему-то не спалось.
Ротный назвал нас всех убийцами. Но в этом нет ничего страшного… Всё просто. Нажимаешь на курок – и человека нет. Кидаешь гранату – и снова человека нет. Но вся штука в том, что на войне ты сам можешь в любой момент оказаться на месте этого человека. И по большому счёту, все военные действия – это про то, как оказаться на правильном для тебя месте…
После короткого миномётного обстрела вражеских позиций ровно в шесть утра в рации послышался бархатный баритон Купола:
– Командирам отделений доложить о готовности!
– Шифер плюс.
– Магнум плюс.
– Париж плюс.
И ещё шесть других позывных были в плюсе.
– Выдвигайтесь до контакта с разрывом в две минуты по времени и потом кидайте мне цифры позиций. С Богом, парни! – скомандовал взводный.
– Понеслось говно по трубам, – весело сказал Мазай и подмигнул нам всем после того, как, не дожидаясь «серого» (так у нас называли короткие минуты рассвета и заката, когда в тепловизорах не могли возникать тепловые сигнатуры), перед нами ушло в накат несколько штурмовых групп.
– Фазик, работаешь из окопа! Ильич, знаешь, что делать. Пулемёты – фланги, Мазай – центр! Живей, поскакали, братики, – сказал я, и мы все, кроме нашей «сладкой парочки», перевалили через бруствер на утренний морозец.
Было ещё темновато, но поле боя освещалось. Вся «открытка», то есть открытая местность, пересечённая какими-то буераками, озарялась частыми разрывами гранат и мин. Слышны были характерные звуки и всех других железных «убивалок». Соседние подразделения уже густо наваливали хохлам из «утёсов» и ПК. Автоматная стрелкотня не смолкала. Хохлы тоже здорово огрызались. Метрах в трёхстах впереди давали чудовищное представление со звуковыми спецэффектами и цветомузыкой. В целом, это был такой огненный кошмар обезумевшего сюрреалиста. И мы стали его частью.
– Купол Шиферу: слушай мои цифры, – Шифер передал координаты обнаруженных огневых точек противника. – У меня три «двести», четыре «триста», Магнум тоже тяжёлый «триста», что по его карандашам (бойцам) не знаю.
– Купол Парижу: лови цифры, отработай пару тяжëлых и две улитки. (Имелось в виду два удара со 120-х миномётов, потом две улитки из АГС (короб гранатомёта с лентой на двадцать девять гранат напоминает большую зелёную улитку, а сам АГС мы называли «собакой», потому что «лаяла» хорошо).
– Бомбей, слышал, да?
– Бомбей: принял.
Буквально через минуту пришли мощные прилёты наших сто двадцатых миномётов и с соседней посадки заработали длинными очередями АГСы. Потом я немного подкорректировал арту:
– Бомбей Парижу: азимут сто двадцать пять, плюс тридцать.
– Бомбей: принял.
В течение двадцати минут ближайшая украинская позиция была перекопана минами и присыпана сверху АГСами. Земля с тысячами металлических осколков вместе со щепками, частями тел и кусками калиброванных брёвен взлетала вверх и разлеталась на десятки метров вокруг. Издалека я увидел, как снаряд попал в блиндаж и оттуда мешком зелёного цвета вылетел боец, нелепо перебирая в воздухе конечностями. Он рухнул на землю метрах в десяти от места взрыва и перестал жить.
Бой разгорался. Я видел, как наши ребята стрелялись с хохлами, едва успевая менять рожки своих автоматов. Почти все автоматы украинцев были с пламегасителями и поэтому их точное местоположение было трудно заметить. Чтобы не нарваться в полутьме на растяжки, те, кто шли первыми, закидывали якорь, привязанный к леске, на несколько метров вперёд, подтягивали его к себе, тем самым разминируя проход вперёд. Доклады по рации из цифр «двести» и «триста» шли потоком. Начинался рассвет, и в очередной раз становилась очевидной вся чудовищная ложь какой-нибудь публичной «правды о войне». Пейзаж вокруг был таков: почти каждый метр этой мёрзлой декабрьской земли был усыпан кратерами и воронками от снарядов. Всё живое на этом участке фронта уже давно должно было быть мертво. Перед глазами открылись следы произошедшего. Целые и не очень целые трупы наших ребят, кому уже не повезло, лежали в самых разных позах. И за них можно было прятаться, чтобы продвигаться дальше, вперёд. Разбросанные вещи с позывными их хозяев и их снаряжение, все виды БК, были даже натовские автоматы, размотанные ИПП, окровавленные бинты. Всё говорило о том, что впереди может быть только что-то похожее на воплощение земного ада.
Что-то торкнуло в ногу, я