Правда, следует заметить, что в России из данной категории жителей можно выделить некоторые условные сообщества, которые относятся к старожильческому, коренному населению страны. Это могут быть потомки поселившихся в нашей стране еще со времен Петра Великого немцев и французов, а также прижившихся иммигрантов советской эпохи (кубинцы, японцы, вьетнамцы). Но реально, кроме российских немцев, никто из них не представляет собой подобие общности, которую можно назвать «народом России». Всего в этой категории придуманных статистикой и этнографами еще в советское время (в этом отражалось стремление показать притягательность СССР!) находится примерно два десятка наименований. Численность каждой категории невелика, и все эти ответы можно перенести в итоговой таблице этнического состава в графу «другие национальности».
Есть еще одна проблема с упорядочиванием списка «народов России». Речь идет о феномене сложных, чаще всего иерархических идентичностей. Во-первых, таковая распространена повсеместно среди этнических общностей, в рамках которых существуют своего рода внутренние подразделения на две или три культурно (включая часто язык или диалект) отличительные части. Последние можно считать отдельными народами, как на этом настаивают часть радикально настроенных активистов и этнографов. Но более правильно считать это множественной и не взаимоисключающей формой этнического самосознания (идентичности). Исходя из последнего, в переписях 2002 и 2010 гг. был использован принцип «группа – подгруппа» и этническая принадлежность фиксировалась в более сложном варианте с указанием этой двойственности при публикации итоговых результатов переписи населения. Таким образом, есть, например, хорошо известные народы «мордва», «марийцы», «осетины», но есть в их среде и те немногие, кто при ответе на вопрос о национальности предпочли определить себя по «субэтническому» принципу: «мордва-мокша» и «мордва-эрзя», «луговые марийцы» и «горные марийцы», «осетины-дигорцы» и «осетины-иронцы». Таких случаев в российской этнической номенклатуре довольно много. Совсем мелкие или языковые варианты самоназваний указаны в скобках после основного названия и без присвоения им отдельного кода переписной кодификации. Наиболее известные, актуализированные, имеющие отличия по языку или религии самоназвания в последних переписях фиксировались отдельно и публиковались в итоговом списке этнических наименований как «самостоятельные этносы», т. е. «народы России».
Произошло это по ряду причин. Прежде всего по более свободному волеизъявлению этнического самосознания под влиянием общей постсоветской либерализации, под воздействием т. н. этнического предпринимательства со стороны этноактивистов и лидеров разных «национальных движений», а также в результате коррекции и смены переписных процедур, инициированных учеными-этнологами и организаторами переписи. Воздействие оказала запись в Конституции 1993 года, что никто не может быть принужден к указанию, смене или отказу от своей национальности, что это вопрос сугубо индивидуального волеизъявления. В ряде моментов сказались политико-идеологические установки, направленные на утверждение авторитета страны, учет мнения «международной общественности» или таких сил, как Русская православная церковь и русское национальное движение (случаи с кряшенами среди татар и казаками среди русских).
Именно процедура учета субэтнических идентичностей и представление их как отдельных групп (даже в составе более крупных общностей) привели к заметному увеличению числа «народов России»: с 123 в 1989 году, до 156 в 2002 году и 193 в 2010 году. Так, помимо мордвы (744 тыс. человек) появились отдельные народы мокша (4767 чел.) и эрзя (57 тыс. чел.) с численностью, которая никак не складывалась с общей численностью мордвы и никак не отражала реальную численность самих подгрупп. Точно такая же картина случилась с осетинами: из полумиллиона осетин оказалось 223 дигорца и 48 иронцев, показанных в качестве отдельных народов в итоговом списке. Среди полумиллиона марийцев только 23 тысячи показали себя как горные марийцы и 218 человек как луговые марийцы. Ясно, что эти цифры являются случайными ответами, отражают не столько реальное деление народа на две субэтнические общности, сколько уровень этноактивизма и степень мобилизации среди населения. Поэтому нет никакой необходимости делать отдельными народами очень малое число тех, кто отнес себя к подгруппе той или иной этнической общности. Точно так же нет особых оснований выделять из числа проживающих в России грузин, указавших как свою национальность принадлежность к этнорегионально-конфессиональным сообществам внутри грузинского народа: это 211 аджарцев, 45 сванов и 600 мингрелов. Возможно, что в Грузии аджарцы ставят вопрос о своей отличительности и есть сторонники самоопределения этой части населения, но в России все они составляют народ, который называется «грузины» с численностью 158 тысяч.
Нет особой целесообразности в выделении четырех отдельных еврейских народа: собственно евреи, горские евреи (762 человека), грузинские евреи (78 человек), среднеазиатские евреи (32 человека). Последние три категории могут быть показаны в итоговом списке переписи, но как подгруппы среди евреев, а не как отдельные народы. Точно так же нет оснований отделять от «основного этноса» и выделять в отдельные «народы» 786 мишарей, 76 чеченцев-аккинцев, 49 среднеазиатских цыган, 42 курманч, 7 астраханских татар, 6 черкесогаев, 4 кереков, 4 меннонитов и еще несколько подобных случаев. Иначе дело дошло до курьезов: в списке 193 народов значатся два народа численностью в один человек (один грек-урум и один юг)!
Однако есть сложные случаи, когда явно та или иная коллективная идентичность числится в составе более крупной общности, но в итоговом перечне указана под отдельным номером как «народ России». Как правило, это группы (точнее – форма идентичности) с длительной историей своего существования или же сильно политизированные и саморганизованные в пользу своего официального признания. Я имею в виду прежде всего казаков и поморов среди русских, кряшен и сибирских татар среди татар.