Наконец, по сюжетам новейшей истории, т. е. недавно прожитого, в каждом обществе продолжаются дебаты вокруг результатов перемен и реформ, сути происходящих процессов, роли политиков, партий и институтов. Недавнее прошлое – это то, что общество еще само помнит без услуг историков, помнит и использует в политике или как средство консолидации, или как средство раздора и обличения, а чаще всего используется элитой в прагматичных целях победы на выборах, прихода к власти или ее консолидации. В изучении новейшей истории есть еще одно затруднительное обстоятельство – это налагаемые государством и частными акторами ограничения на обнародование архивных документальных источников, а также сугубо личностная мотивация в трактовке событий авторами разных воспоминаний и рассказчиками, которые не являются профессиональными историками. То, как современное общество воспринимает и использует прошлое, я называю новой исторической культурой. «Новая», потому что есть некоторые явления, которых никогда не было в предыдущие эпохи, особенно по части мобилизации и трансляции прошлого в политических целях. Поэтому центральным моментом новой исторической культуры является так называемая историческая политика, т. е. политически обусловленное конструирование прошлого[206].
В книге не ставится цель описать весь спектр проблем переходного постсоветского периода. Речь идет о том, что в нашей науке и практике привычно называется «национальным вопросом» и «национальной политикой». Суть этих проблем составляют вопросы состояния и развития этнического разнообразия населения страны (многонационального народа), системы государственной организации и управления в условиях многонациональности, учет и отправление прав, запросов и интересов граждан и этнических общностей, связанных с сохранением их культуры, традиций, языка в условиях единой страны, разного типа расселения и условий проживания. Сюда же входят проблемы межэтнических отношений, включая конфликты, а также усилия государства и общества по их предотвращению или разрешению. К этому перечню добавляются вопросы этнического сепаратизма, религиозного фундаментализма и терроризма, которые почти всегда задействуют в свои программы и лозунги этнический и религиозный факторы.
Этнический и расовый аспекты заключают в себе и такие явления российской жизни, как ксенофобия и экстремизм, направленные главным образом против иностранцев, но также и против собственных граждан или наших недавних соотечественников – выходцев из регионов Южного Кавказа и Средней Азии. В понятие национальной политики в ее современном понимании входят также разработка и реализация конституционно-правовых норм, деятельность специализированных институтов государственного управления, государственные программы и проекты в области развития, сохранения культуры и языка, просвещение и информация, общественные движения и организации этнокультурного направления, мониторинг и прикладные научные исследования. Важно отметить, что пришла пора включить в арсенал понимаемого под национальной политикой не только политику в отношении российских национальностей (nationalities policy), но и политику российского нациестроительства, в центре которой формирование и утверждение российской идентичности и общероссийского патриотизма. Именно в таком расширенном варианте, а не как политика в отношении меньшинств, и заключается обновленный смысл современной российской национальной политики.
В данной главе мы уделяем первичное внимание этническому фактору в жизни Российского государства с момента образования Российской Федерации и последующего развития. Помимо доктринальной и государственно-правовой сфер общественной жизни рассмотрим политику в отношении коренных малочисленных народов, языковую ситуацию и языковую политику, а также вопросы межэтнической напряженности и конфликтов.
Кризис советского федерализма
СССР был одним из самых крупных многоэтничных государств мира, в котором фактически все нерусские этнические общности (они назывались по-разному: «народы», «нации», «народности», «национальности») имели автономные образования разного уровня, т. н. «национально-государственные образования», а все административное устройство страны называлось «национально-государственное устройство СССР». Известная «советская матрешка» (союзные и автономные республики, автономные области и округа и даже национальные сельские советы в 1920-е гг.) возникла еще в первые десятилетия существования СССР и с некоторыми изменениями просуществовала до его распада. Эта система основывалась на территориальной и государственно-политической нагрузке этнического фактора. Чего только стоило правовое понятие «территория своей национальной государственности», применявшееся по отношению граждан той или иной национальности, проживавших на «своей» или «не своей» территории (внутри одного государства!).
Советская национальная политика была не столько политикой государственного строительства на основе гражданской общности, сколько политикой развития и сближения социалистических наций на основе формул интернационализма и дружбы народов. У этой пропагандистской и умозрительной политики, помимо позитивных результатов, были свои серьезные риски по части спонсирования не только «национальных по форме и социалистических по содержанию» культур и институтов, но и по части подпитки этнического национализма, включая потенциальные изоляционизм и сепаратизм.
В СССР до начала либерализации положение спасали жесткий идеологический диктат и репрессивный партийно-политический режим, а также идеология советского патриотизма и концепция единого советского народа. Как мы показали в предыдущей главе, последний был более чем реальностью, несмотря на претенциозную квалификацию как «новый тип исторической общности людей». Советский народ представлял собой историческое продолжение российского (русского в широком смысле этого слова) народа, который существовал несколько веков, несмотря на утрату части территорий государства в 1917 г. и приобретение новых территорий в 1940 году.
После упразднения в 1923 г. Народного комиссариата по делам национальностей весь комплекс проблем в данной области государственной и общественной жизни находился в компетенции партийных органов, Совета национальностей Верховного Совета СССР, министерств культуры и образования и комитетов (теле- и радиовещания), а также правительств республик, автономных областей и округов. Только при М. С. Горбачеве в 1987 г. в аппарате ЦК КПСС был создан Отдел межнациональных отношений, который стал решать вопросы все более обострявшихся отношений по линии «центр – периферия» и пытался урегулировать конфликтные ситуации в этнической сфере (события в Алма-Ате, Ташкенте, Тбилиси, Баку, Сумгаите, Вильнюсе и другие). С эпохи либерализации политической системы начинается новейшая история национального вопроса в нашей стране. Отметим, что грандиозный геополитический катаклизм, произошедший в период правления М. С. Горбачева, а именно – распад СССР, – был только частично связан с «национальным вопросом», а тем более – с его нерешенностью[207].
Советское наследие в данной области имело противоречивые результаты. Наряду с жестокими массовыми репрессиями, в том числе насильственными депортациями народов с мест их проживания, а также централизаторско-ассимиляторскими тенденциями в пользу доминирующей русскоязычной культурной традиции, в советской национальной политике были позитивные моменты поддержки и развития малых культур и языков, продвижения в разные сферы жизни, включая органы управления, представителей разных национальностей. В отличие от царской России, которую иногда называли «тюрьмой народов», Советский Союз стал своего рода колыбелью многих наций[208].
В ходе так называемого национально-государственного строительства в 1920–1930-е гг. эти «социалистические нации» консолидировались (точнее – оформилась и утвердилась коллективная идентичность, или представление о существовании нации) на разнородной кланово-племенной основе вокруг «собственной государственности». В послевоенные