Ослабление политико-идеологического диктата центра, растущая хозяйственная самостоятельность, открытие советского общества для внешнего мира и внешние воздействия не столько в пользу демократизации СССР, сколько в пользу его раздела по этнонациональным границам были однозначно прочитаны частью националистически настроенной интеллигенцией и республиканскими бюрократиями как возможность осуществления самоопределения через сецессию. Общим лозунгом для всех этих программ была демократизация и децентрализация – цели, которые внешне вполне совпадали с целями горбачевской реформы. Однако националистическая политика со стороны периферии носила не всегда открытый характер: сначала хозяйственный расчет, потом суверенизация, затем договорные отношения и, наконец, независимость. Эта поэтапность реализовалась из-за грубых ошибок центральной власти и конфликта властной элиты в самом центре. Сыграли свою роль и внешние факторы поддержки дезинтеграционных сил внутри самого СССР. Слишком многие на «западе» и на «востоке» желали распада СССР, хотя среди ученых преобладает мнение, что большие державы не хотели распада ядерной сверхдержавы из-за угрозы глобальной дестабилизации.
Еще до своей дезинтеграции центральная власть столкнулась с острыми кризисами в некоторых союзных республиках, вызванных радикально-националистическими силами, а также с рядом открытых этнических конфликтов, которые Кремль пытался решить разными средствами. Не получили адекватной реакции первые проявления этнических погромов и других форм насилия в Сумгаите, Фергане, Оше и в других местах. Ни Верховный Совет, ни сам Горбачев не смогли принудить к согласию враждующие стороны в Карабахском конфликте. Использование армии против массовых выступлений в Литве, Грузии и Азербайджане дало противоположные результаты, а именно – дискредитацию власти Кремля, мобилизацию радикально-националистических сил и сторонников выхода союзных республик из состава СССР.
Перестроечный период обозначил проблемы, с которыми встретился СССР в ситуации кризиса элит, их борьбы за власть и взрывного роста этнонационализма, включая его крайнюю форму сепаратизма. Прежние формулы интернационализма, дружбы народов и единого советского народа дали сбой. Они не удовлетворяли потребности быстро меняющейся страны с ее старыми идеологическими составляющими. А. И. Солженицын в своих «посильных соображениях» так образно описал ситуацию, а точнее – выразил свое достаточно спорное видение «национальных проблем» (он это обозвал «национальным изводом») в СССР: «Сегодня видится так, что мирней и открытей для будущего: кому надо бы разойтись на отдельную жизнь, так и разойтись. И именно при этом всеместном национальном изводе, заслоняющем нам остальную жизнь, хоть пропади она при этой страсти, от которой сегодня мало кто в нашей стране свободен. Увы, мы знаем, что в коммунальной квартире порой и жить не хочется. Вот – так сейчас у нас накалено и с нациями. Да уже во многих окраинных республиках центробежные силы так разогнаны, что не остановить их без насилия и крови – да и не надо удерживать такой ценой! Как у нас все теперь поколесилось – так все равно „Советский Социалистический“ развалится, все равно! – и выбора настоящего у нас нет, и размышлять-то не над чем, а только поворачиваться проворней, чтоб упредить беды, чтобы раскол прошел без лишних страданий людских, и только тот, который уже действительно неизбежен». И дальше писатель рисует свой сценарий распада: одиннадцать республик (три прибалтийские, три закавказские, четыре среднеазиатские и Молдавия) «непременно и бесповоротно будут отделены». Казахстан может отделиться только «южной дугой областей», где казахи составляют большинство населения. «И вот за вычетом этих двенадцати – только и останется то, что можно назвать Русь, как называли издавна (слово „русский“ веками обнимало малороссов, великороссов и белорусов), или – Россия (название с XVIII века) или, по верному смыслу теперь: Российский Союз». «Нет у нас сил на окраины», «нет у нас сил на Империю!»[209] – заявил один из властителей дум российского общества.
Эту позицию явно не разделяла как центральная власть, так и большинство населения страны (опросы и референдум 1991 г. подтверждают это), хотя большинство населения ряда союзных республик (Прибалтика, Грузия, Азербайджан) было настроено на выход из СССР. Горбачевское руководство пыталось разрулить ситуацию съездовскими решениями и использованием против собственных граждан необученной для этих целей армии. Осторожный поворот от ранее проводимой политики в области национальных и федеративных отношений был сделан на Всесоюзной XIX партийной конференции 1988 года. Конференция повторила прежние установки. В докладе Горбачева говорилось, что «Союз выдержал проверку временем» и что ведущей тенденцией в формуле «расцвет и сближение наций» является сближение социалистических наций, цементирующее новую историческую общность «советский народ». В то же время было отмечено, что «сближение наций» не означает их слияния. В специальную резолюцию «О межнациональных отношениях» было включено положение о необходимости расширения прав союзных и автономных республик, законодательного разграничения компетенции СССР и союзных республик, ограничения вопросов в ведении СССР, а также об «образовании специального государственного органа по делам национальностей и национальных отношений»[210].
К попыткам найти «национальный ответ» можно также отнести проведение специального Пленума ЦК КПСС в 1989 г., посвященного вопросам межнациональных отношений. Обсуждались эти вопросы и на XXVIII съезде КПСС в 1990 году. На пленуме был принят документ – платформа КПСС «Национальная политика партии в современных условиях». В нем опять речь шла о «последовательном отстаивании принципа национального самоопределения», правда, уже через «обновленную федерацию» и «удовлетворение многообразных потребностей всех советских наций». Один из принципов «полнокровной советской федерации» был сформулирован довольно издевательски: «экономическое содержание самоопределения и суверенитета в современных условиях находит выражение в переходе республик на хозрасчет и самофинансирование»[211].
На съезде партии проблема межнациональных отношений обсуждалась на одной из секций и затем на пленарном заседании. В резолюции съезда по проблемам межнациональных отношений вместо обычной фразы об укреплении дружбы народов и воспитании трудящихся в духе интернационализма и советского патриотизма целью национальной политики определялось «всяческое содействие и создание условий для свободного развития и обеспечения прав граждан, принадлежащих к национально-культурным общностям»[212]. Эта переформулировка цели была сделана автором книги, который был в составе рабочей группы по выработке резолюции. Важно также, что в резолюции термин «нация» не использовался в его этническом смысле, что открывало перспективу для наполнения его обновленным гражданско-политическим смыслом. Но в выступлениях делегатов съезда и внутри самой партии верх все больше брали этнонационалистические взгляды на ситуацию в стране и на ее будущее. Коммунистам республиканских организаций, не говоря уже о мощных общественных движениях, все больше хотелось «полнокровного национального самоопределения» (выражение Б. Н. Ельцина)[213].
В переломные 1989–1990 гг. власть от КПСС фактически перешла к выбранному на альтернативной основе законодательному органу власти в лице Съезда народных депутатов и Верховного Совета