Как установлено российскими историографами, это стремление утвердить объединяющий разнородное население СССР «имя – символ» относится еще к 1920–1930-м годам[193]. Именно тогда идею «советской нации» формулировали некоторые обществоведы, считая ее аналогом концепта «евразийской нации» Н. С. Трубецкого, кстати, также использовавшего термин «советская нация»[194]. При этом до войны такого объединяющего термина не было создано, хотя выражение «советский народ» уже существовало. В годы войны потребность общегражданской (внеклассовой и внеэтнической) мобилизации стала намного актуальней, и на совещании историков в ЦК КПСС летом 1944 г., когда обсуждалась изданная под редакцией академика А. М. Панкратовой «История Казахской ССР», прозвучало мнение, что не всякое национально-освободительное движение на периферии Российской империи было прогрессивным и что присоединение к хотя и слаборазвитой России было меньшим злом, чем подчинение другим капиталистическим и феодальным государствам. Участниками обсуждения было сформулировано любопытное, хотя стилистически неуклюжее, обобщение: «Октябрь в самом деле не был выражением воли одного лишь рабочего класса, который был лишь его авангардом, а воли общенациональных интересов обновляющейся России – СССР… На костре классовой борьбы приносятся жертвы-гекатомбы наших общенациональных народных интересов советского народа»[195].
В этих не всеми принятых словах на самом деле прозвучала идея «общенациональных интересов советского народа», то есть советский народ понимался как аналог другим нациям мира. Известный историк М. В. Нечкина в своем выступлении подняла вопрос об интеграционных процессах в советском народе в еще более «инновационном» плане, предложив считать советский народ некой общностью более высокого уровня, чем нация. В стенограмме совещания историков есть следующее высказывание Нечкиной: «Мы совсем не занимаемся одной очень важной темой, еще не поставленной в науке проблемой – проблемой формирования советского народа. Я думаю, что это вопрос как задача научного исследования и теоретического освещения должен обязательно встать в порядок дня. Формирование советского народа прошло значимые этапы в Отечественной войне. Советский народ – это не нация, а какая-то более высокая, принципиально новая, недавно возникшая в истории прочнейшая общность людей. Она объединена единством территории, принципиально новой хозяйственной системой, советским строем, какой-то единой новой культурой, несмотря на множественность языков»[196].
Это высказывание чрезвычайно интересно, ибо мы имеем дело с первым известным рассуждением о советском народе как некой целостности нового типа. Через пару десятилетий высказывание облачится в теоретическую формулу «нового типа исторической общности людей». Но впервые оно прозвучало в годы войны на совещании историков в ЦК КПСС и в выступлении известного историка. Более чем вероятно, что после этого совещания (известно, что Сталин и Жданов консультировались с участниками совещания) через несколько месяцев в свой доклад на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся 6 ноября 1944 г. Сталин включил раздел «Великий подвиг советского народа в Отечественной войне». Именно в этой речи он изложил содержание советского патриотизма, который имеет в своей основе преданность и верность народа своей Родине, братское содружество всех наций нашей страны и т. д. Как заключает Н. Н. Константинов, «идея советского патриотизма оказалась компромиссной между различными позициями в вопросах описания советской общности в той мере, в какой она выступала аналогичной обществам других государств»[197].
Компромисс выражался в том, что эта идея могла выступать в качестве символа, с которым мог отождествлять себя любой житель страны, а само выражение было привычным продолжением советской риторики любви к отечеству. Наконец, советский патриотизм не отменял формулу «дружбы народов» и включал признание этнического многообразия СССР, то есть «социалистических наций». Одновременно с новым концептом привносились в общественный дискурс неоимперские ценности, идеи великодержавия. Вместе с погонами и суворовскими, нахимовскими училищами (по подобию кадетских корпусов) наука и культура стали прославлять имена полководцев и правителей страны, включая «строгих, но справедливых» Ивана Грозного и Петра I. При этом идеология советского патриотизма, несмотря на попытку Сталина разыграть «русскую карту» своим тостом на приеме в Кремле, имела не этнический, а государственно-патерналистский характер. Она имела целью не столько борьбу против национализма внутри страны, сколько противодействие западному влиянию.
Не случайно в стране вскоре началась кампания против «пресмыкательства перед заграницей», против низкопоклонства и раболепия перед иностранщиной и западной буржуазной культурой. Но скоро логика ужесточения политического режима распространилась и на «буржуазных космополитов» и «местных националистов». Партийные чистки и репрессии особо затронули такие республики, как Грузия и Эстония. Националисты стали чем-то наподобие троцкистов – главными врагами партии и народа. Не ограничиваясь отдельными регионами, Сталин и его окружение затеяли грандиозное дело против советского еврейства, которое тянулось с 1948 по 1952 г. и закончилось расстрелами и тюремными заключениями 110 человек, включая убийство в 1948 г. председателя Еврейского антифашистского комитета С. М. Михоэлса. Осуществлению следующей провокации против советских евреев в форме «дела врачей» помешала смерть Сталина.
В условиях массовой истерии и антисемитизма в стране развернулась идеологическая кампания по утверждению среди граждан советского патриотизма. Партийные идеологи, а также часть ученых-обществоведов стали активно разрабатывать тему патриотизма. В это дело включились ведущие историки страны. Академик Е. В. Тарле написал биографию Наполеона, в которой показал величие Бородинской битвы и русского оружия, кстати, не отступив от высоких научных стандартов. Неспроста книга Тарле была переведена на десятки языков. А. М. Панкратова опубликовала историческую работу на тему патриотизма[198], и за ней последовали многие другие.
В тогдашней идеологии патриотизма были заложены компоненты национальной идентичности советских людей, которые служили делу гражданской солидарности почти полвека вплоть до распада СССР, а некоторые сохранились до сих пор в форме общероссийского патриотизма. Это прежде всего идентификация граждан СССР как советских людей, то есть членов единой общности: «К какой бы национальности ни принадлежал гражданин СССР, он прежде всего – советский человек, сын социалистического отечества, творец новой, социалистической жизни». Это – возвеличивание победы в Великой Отечественной войне как подтверждение верного курса партии во главе с вождем. Только со временем, уже в конце 1960-х гг., героический