Я отвернулась и вышла из машины, намереваясь уйти от Мейсона побыстрее, но не сделала ни шагу. От внезапной боли в ноге я даже схватилась за дверцу. Только сейчас я заметила покраснение и припухлость на лодыжке там, где лиш вре́зался в кожу.
И как я раньше не заметила?
– Что с тобой? – спросил удивленный Мейсон.
– Ничего.
Мой ответ прозвучал слишком сухо, но я не хотела признаваться, что в затруднительном положении.
Только что мысленно я провозгласила эмоциональную независимость от Мейсона – и уже нуждалась в его помощи?
Да, смешно.
Я приехала из края суровых зим и знала не только, как выжить в одиночку в лесу, но и как о себе позаботиться. А потому закинула рюкзак на плечо и с гордым видом пошла к дому. С каждым шагом боль жгла сильнее, и, как бы я ни старалась, не хромать не получалось.
Наверное, я выглядела очень жалко, потому что Мейсон снова позвал:
– Айви!
Но я не отреагировала – добралась-таки до входной двери и вошла в дом.
Его уверенные шаги отдавались эхом позади меня, пока я ковыляла к лестнице. Я сглотнула и подняла глаза, критически оценивая бесконечную последовательность ступенек. Лестница, оказывается, такая длинная…
– Эй!
Оклик Мейсона послужил сигналом для старта, и я сделала первый шаг. От боли в лодыжке я прикусила язык. Я упала бы, если бы Мейсон не подхватил меня за руку выше локтя.
– Можно узнать, что ты делаешь? – резко спросил он.
Я взглянула на Мейсона, и он сильнее сжал руку, как будто хотел притянуть меня к себе.
– Иду в свою комнату.
От футболки Мейсона пахло морской солью, а еще я чувствовала слабый запах его парфюма и силу, исходящую от его широкой груди.
– Идешь в комнату? Ты еле на ногах стоишь, – резко возразил он, как будто упрекал меня в этом. – Что у тебя болит?
Я отвернулась, потому что его близость, его голос наполнили меня чувствами, которые я изо всех сил старалась в себе подавить.
– Лодыжка. – Пришлось переступить через гордость. – Лиш несколько раз сильно потянул меня за ногу.
Я закусила губу. Доволен?
Мейсон молчал. Я только что призналась в своей слабости – и сразу упала духом. Мне вдруг захотелось, чтобы он увидел меня в моем доме, чтобы посмотрел на настоящую меня, на ту, которая бродит с ружьем по высокой траве и любит читать по вечерам при свете камина…
– Почему ты не сказала раньше?
Я упрямо смотрела в сторону и услышала вздох раздражения, но и одновременно сожаления. Затем он подошел ближе.
– Ладно.
Я моргнула. Мейсон поднял меня на руки – и Вселенная перевернулась. У меня перехватило дыхание, я вцепилась в его футболку и не успела даже вздохнуть, как он уже прижал меня к своей мощной груди.
– Не… – У меня перехватило горло.
«Не надо! – хотелось крикнуть ему. – Не надо меня трогать! Только не ты!»
– Молчи, – пробормотал он тихим мягким голосом и начал подниматься по лестнице, а мое мечущееся сердце пыталось понять, что происходит.
Я чувствовала его крепкое тело, спокойную уверенность и надежность его рук. Тепло его тела окутало меня коконом, заглушая любые протесты. Мейсон нес меня на руках в комнату. Мне хотелось вывернуться, убежать от этого парня, который беззастенчиво пробирался в мое сердце, но у меня не было сил.
Шаг за шагом я обдумывала каждое слово, каждый наш поединок… С самого начала было ясно: для меня это проигранная война. Он всегда побеждал. А теперь, когда цель изменилась, когда больше всего на свете мне хотелось завоевать его взгляд или улыбку, у меня не было шансов.
Мне нравились его дерзость, внутренняя сила, то, что он с первой минуты не смотрел на меня с жалостью, не обращался со мной как с куклой, которая вот-вот развалится на части.
Мейсон как будто видел, какая я есть, и не замечал моей боли. И возможно, именно в этом и было мое спасение. Кричать, выпускать пар, распоясываться, давать голос хаосу внутри меня, не становясь при этом себе чужой.
С ним я смогла быть собой. И каким-то образом это все изменило.
Я наморщила лоб, огорченная своим открытием. Лучше, конечно, оттолкнуть его, но вместо этого я прислонила голову к его теплой груди и прикрыла глаза. Ровный стук его сердца коснулся уха. Мне хотелось забраться к нему под кожу, погрузиться в него и слиться с этим звуком. Хотелось пройтись по его мыслям, рассмотреть грани его души, найти место, где обитают преданность и искренность, о которой говорили его друзья. Позволит ли он мне когда-нибудь прикоснуться к своей душе?..
Мир перестал танцевать. Мы остановились. Немного ошеломленная, я вернулась в реальность и увидела свою комнату. Здесь все было без изменений: кровать, шкаф, коробки… Но когда я увидела наше отражение в зеркале, меня как будто окатили холодной водой из ведра.
У Мейсона было потрясенное лицо, его губы приоткрылись. Он смотрел на меня. На ту, которая прижалась к нему так, будто хотела ему принадлежать. На ту, чья рука лежала у него на груди, как будто хотела дотронуться до сердца.
Я выскользнула из его рук и отпрянула, а Мейсон в недоумении смотрел на меня.
– Что с тобой? – Он сделал ко мне шаг, но я отскочила, как обожженная.
– Ничего.
Я видела, как он нахмурился и снова шагнул ко мне, сбитый с толку, и мое сердце взмолилось.
– Не подходи ближе!
Я сказала это вслух и слишком громко. Мейсон остолбенел. В его глазах плескалось смятение. Во мне бурлили неуправляемые эмоции, я боялась, что он все поймет, а значит, станет насмехаться и унижать меня. Я оттолкнула его, потому что не знала другого способа себя защитить. Надеясь, что Мейсон не замечает, как сильно меня трясет, я выпалила:
– Не… не подходи ближе! Мне не нужна твоя помощь.
И сразу пожалела об этих словах, но было поздно.
Словно в замедленной съемке, я видела, как меняется Мейсон. Изумление исчезло с его лица, протянутая ко мне рука медленно опустилась. А глаза… Я смотрела в них и видела обиду и неприязнь – чувства, на которые наталкивалась уже так много раз. Было и что-то еще – скрытое, утонувшее в глубине его красивых радужек. Но я не смогла понять что.
Не говоря ни слова, Мейсон повернулся и ушел. А я осталась стоять посередине комнаты. Но это было не самое худшее. Самое ужасное, что я сказала ему те же самые