Наша самая сложная миссия — здесь, в моментах, когда гуманность встречается редко, когда доброта находится в бегах. Именно здесь мы появляемся, приходим на выручку, встаем рядом.
Кивнуть в коридоре. Отказаться навалиться вместе с толпой. Написать заключенному. Предложить гостевую спальню человеку, чья жизнь только что разрушилась.
Если так не поступим мы, то кто?
Если мы оставим людей в подвешенном состоянии, в одиночестве, бросим их чахнуть и умирать, что это скажет?
О мире? О нас самих?
Прощайте
Когда Джимми Картер помиловал тех, кто уклонялся от призыва во время войны во Вьетнаме, он не думал о политическом будущем. Он думал о христианском долге. Он пытался добиться примирения и мира.
И ради них он был готов пожертвовать своими политическими перспективами.
Это редкая и прекрасная вещь.
Красота — а возможно, тайная сила — движения за гражданские права заключалась в вере в то, что придет потом. Нечто большее, чем борьба за власть, большее, чем борьба за базовые права, — речь шла о видении будущего, вере в лучший мир, который не просто возможен, а неизбежен.
Не своди взгляд с цели, говорили люди друг другу. Не своди взгляд с цели.
Их ценой была та самая волшебная вещь: примирение. Тот мир для детей, о каком мечтал Кинг, где черные и белые могли бы ладить, любить друг друга, видеть друг в друге хорошее… несмотря на жестокость, зло и преступные деяния, в которых совсем недавно были повинны белые.
Короче говоря, это движение строилось на прощении.
На том самом стандарте прощения, с такой болью провозглашенном Иисусом на кресте, когда он в момент агонии воскликнул: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают»[212].
Именно этот стандарт Джеймс Лоусон воплощал в жизнь не только во время подготовки поколения молодых активистов к сидячим забастовкам, но и в 1968 году, после того как был убит его любимый наставник и духовный брат Мартин Лютер Кинг — младший.
Как христианин и приверженец философии ненасилия, Лоусон со временем ощутил желание встретиться со стрелявшим в Кинга Джеймсом Эрлом Рэем и простить его. За последующие годы он провел немало времени в компании Рэя и даже встречался с его невестой. Но, несмотря на невероятное великодушие и сдержанность, он по понятным причинам смутился, когда Рэй сделал удивительный шаг — попросил совершить богослужение на его свадьбе в тюрьме.
Казалось, что это чересчур. Слишком болезненно. Нет ли здесь неэтичности? Ложного посыла? Вот почему Лоусон за ужином поинтересовался мнением своей семьи, как, на их взгляд, он должен поступить. Разговор получился коротким. Едва он договорил, как его 17-летний сын ответствовал, даже не подняв глаз от еды: «Ну, если ты веришь в те вещи, которые проповедуешь все эти годы, то согласишься».
Он был прав. И Лоусон согласился: он провел бракосочетание человека, когда-то бессмысленно убившего его героя. Тем самым Лоусон проявил не только милосердие, но и подтвердил, кто на самом деле победил в борьбе с ненавистью и насилием.
Важно отметить, что Иисус говорил о прощении, не только когда оказался на кресте. Ранее Петр расспрашивал его, понимая всю важность вопроса: сколько раз следует прощать брата своего? Один раз за одну ошибку? А если брат повторит ее? А если он сделает это семь раз? Нужно ли прощать семь раз? Иисус ответил: «Не говорю тебе: до семи раз, но до седмижды семидесяти раз»[213].
Но даже этого мало. Вся суть христианства заключается в том, что, поскольку Бог полностью и всецело простил каждого человека, то же, в свою очередь, должен сделать любой христианин. Вне зависимости от вашей духовности сделка остается неизменной: кто-то добрый, кто-то щедрый, кто-то, кого мы даже не знаем, уже хотя бы раз простил нас. На самом деле жизнь дала вам бесчисленное множество вторых шансов — один за другим, один за другим. «Справедливость» давно бы оборвала вашу жизнь, но вы сейчас здесь.
Мы находимся теперь в этом долгу и потому должны прощать других. А что еще лучше — мы в силах обогащать себя и весь мир, активно распространяя свое прощение. Везде, где только возможно. Всякий раз, когда мы только способны оказать милосердие по отношению к тому, кто провинился перед нами.
Это трудно. Пожалуй, это самое трудное, что есть на свете.
Это необязательно происходит в какой-то один момент преображающей благодати — мы не рождаемся святыми. Но мы прощаем понемногу, день за днем, пока все не пойдет само собой. Мы должны работать над этим. Помните, Марк Аврелий обнаружил, что стал лучше в борьбе, в управлении, во всем — кроме прощения недостатков[214]. Прощение — это не только христианская традиция, но и часть пути самосовершенствования. Когда Марка предал его доверенный полководец Авидий Кассий[215], император говорил о том как о возможности получить «великую награду как за войну, так и за победу»[216]. И что же это за награда? «Простить того, кто совершил несправедливость, остаться другом тому, кто попрал дружбу, сохранить доверие к тому, кто нарушил верность»[217], [218].
Разве не в том заключена красота жизни Ганди и несправедливостей, которые он переносил? Он выбрал любовь, прощение и отказ от вражды, и результатом стали не только справедливость для Индии, но и пособие по применению ненасилия — и именно им воспользуются Лоусон и Кинг. «Прощение, — заметил Ганди, цитируя старую пословицу, — украшение храбрых». Милосердие, кротость — вот лучшие одежды, в которые может облачиться лидер.
Важно, однако, чтобы мы не отмахнулись от такого рода милости как от чего-то надмирного, на что способны только истинные святые. Многие отмечали, что прощение — это дар, который мы преподносим прежде всего самим себе. То же поняли лидеры движения за гражданские права: нет никого более жалкого, чем те, с кем они сталкивались, — люди, настолько поглощенные ненавистью и гневом, что они уже не могли даже сказать, что такое человек.
«Если бы я оборачивался каждый раз, когда кто-нибудь бросал в меня оскорбления, — сказал однажды Харви Милк, — я бы шел спиной вперед, а я этого не хочу». Если бы он терзался, хранил в памяти все, что ему когда-либо сказали или сделали, никогда не прощал и не забывал перенесенных обид, как бы он двигался вперед? Как он мог бы надеяться на что-то, не говоря уже о том, чтобы давать надежду другим?
Так же должны действовать и вы. Вы никогда не