П
Инари тако с лососем. Говядина терияки. Курица терияки. Ролл с уткой хойсин.
Движение конвейерной ленты меня иногда завораживало. Я могла глазеть на нее, в голове воцарялась пустота, и казалось, будто время останавливается.
Блинчики дораяки. Креветки кацу. Сасими из тунца.
Бывало, движение ленты словно бы помогало мне думать. Я сосредоточивалась на каком-нибудь блюде и следила за тем, как оно двигается, за его окольным путем вокруг всего ресторана.
Водоросли кайсо. Водоросли кайсо. Водоросли кайсо.
Сегодня я, казалось, зависала между этими двумя состояниями. Выбирала какую-нибудь деталь нашего детектива, мысленно следовала за ней, круг за кругом, а дальше, когда чувствовала, что к чему-то подбираюсь, вдруг осознавала, что вновь оказалась в начальной точке.
Определенностей было одна-две: Питер Кокерилл хотел, чтобы весь проверочный тираж «Моей невиновности» был уничтожен, и в те выходные, когда он совершил самоубийство, он написал об этом своему редактору, прося его внести в текст изменения. А за несколько лет до того он сказал Брайену Углену, что руки на себя он бы ни за что не наложил.
Курица терияки. Креветки кацу. Маки ассорти. Курица кимчи.
Была и одна большая неопределенность: имело ли это — что угодно из этого — хоть какое-то отношение к смерти Криса в Ведэрби-холле тридцатью пятью годами позднее? Не зациклились ли мы с Раш на этой версии так, что исключили все остальные, напрочь забывая, что, согласно ДИ Эссен, имелось множество других подозреваемых, и мотивы у них могли быть гораздо более веские, чем у Ричарда Вилкса.
Не бери в голову, сказала мне Раш. Мы за это уцепились, а потому доведем дело до конца. Нам надо выяснить, что там в пробном экземпляре по-другому. А это значит, что нам придется туда слетать. Надо бронировать билеты.
«Туда» — это в Монако, на Лазурный берег. Поскольку второе имя, которое я отыскала у Виктора в лавке, — сэр Лесли Каванах, сказочно богатый британский предприниматель, чей адрес был попросту «Арзахель», порт Эркюль, Монако. «Арзахель» — название его яхты, порт Эркюль — ее постоянный причал и место обитания сэра Лесли для целей налогообложения. Раш нашла слюнявую статью о нем в сетевой версии «Воскресного времени»[91], где говорилось, что он «пылкий коллекционер редких книг и, по слухам, владеет самой дорогой коллекцией в мире; большинство этих книг хранится в кабинете-библиотеке на его роскошной пятипалубной яхте».
У меня в «Хей! Терияки» успело накопиться четыре дня отгулов, а также мне удалось сберечь сколько-то сотен фунтов — на два эконом-перелета в Ниццу хватит. Раскрывать цель своей поездки моим родителям мы не хотели, а потому впарили им эту затею как передышку от осенней хандры. «Какая прекрасная мысль, — сказала мама. — Поможет Раш отвлечься». «То, что доктор прописал, — сказал папа. — Ты тут на стенку лезла, я знаю». Мы забронировали билеты на пятницу, 14 октября, в тот же день, когда Квази Квартенг ушел в отставку с поста казначея. Судя по всему, «рынки» (я никогда толком не понимала, что́ под «рынками» подразумевается) отозвались на его мини-бюджет очень плохо. Более того, за несколько дней до этого МВФ (что такое МВФ, с уверенностью сказать не могу[92]) выступил с беспрецедентной (понятия не имею, что такого беспрецедентного в ней было) критикой бюджета. В общем и целом казалось, что Квази Квартенг накосячил по-крупному и ухитрился за пару недель потерять для страны денег больше, чем иные политики способны за всю свою карьеру. Через три дня, в понедельник 17 октября, пост занял новый казначей, и он, судя по всему, занялся тем, что отменил едва ли не все, что его предшественник ввел.
Через два дня мы с Раш оказались в аэропорту Гэтвик в девять утра и, пока ждали объявления о посадке, решили перехватить себе поесть. Уму непостижимо, в какое заведение она меня потащила. В то же самое место, где я и так уже проводила почти всю свою жизнь.
Инари тако с лососем. Говядина терияки. Курица терияки. Ролл с уткой хойсин.
Ты представляешь себе, до чего я от этой еды устала? — спросила я.
Я обожаю «Хей! Терияки». У них лучшая курица кацу.
Вдобавок в этом заведении дело поставлено дурно. Ты глянь. Восемьдесят мест, а еду готовят всего двое. Соотношение должно быть двенадцать к одному, а не сорок.
Ты собираешься есть что-нибудь? Этот тунец татаки обалденный.
Я не ответила. Сердилась на нее. И подслушивала разговор, происходивший между двумя молодыми женщинами за столиком напротив.
Ты же знаешь Итана, верно? — говорила одна из них.
Обе были примерно того же возраста, что и мы с Раш, — может, немного постарше. Я прикинула, что Итан — их общий знакомый, кто-то, кого они, судя по всему, знали не очень-то хорошо.
Да, знаю Итана, отозвалась вторая. Что о нем думаешь? — спросила ее подруга. Что я о нем думаю? Милый. Красивенький. Меня Итан не цепляет ничем. А что, он тебя чем-то цепляет? Мне кажется, он какой-то чудной, ответила ее подруга. Чуток невротичный. А чего он такого сделал? — спросила вторая, и подруга ей объяснила: ну, тут недавно вечером мы были вместе в пабе, вдвоем, и выпили, и все было мило и приятно, совершенно нормально, и тут он задал мне вопрос. Вопрос прямо-таки странный. Какой? — спросила вторая женщина, и подруга сказала: ну, я понимаю, кажется дичью, но он мне сказал, что собирается вздрочить сегодня ночью и хочет знать, ничего это, если он при этом будет думать обо мне. Он хотел знать что? — переспросила вторая, и ее подруга сказала: ну вот как я тебе сказала, он просил у меня разрешения. Он хотел уточнить, ОК ли это — думать обо мне, пока он дрочит. Вторая женщина откинулась на спинку и задумалась, вид у нее был малость потрясенный, и некоторое время она вроде как даже не понимала, что и сказать. Ты с ним не спала и ничего такого? — наконец спросила она. Нет, конечно, нет, сказала ее подруга, я б с Итаном нипочем спать не стала. Он мне не нравится. А ты ему нравишься? — спросила вторая, и ее подруга ответила: ну, видимо, да. И тогда вторая спросила: так чего он тогда не пригласит тебя куда-нибудь? Не знаю, ответила подруга. Может, просто решил, что я, наверное, откажу. Так что же с тем вопросом, который он задал? — спросила вторая. Ты ему разрешила? Я не