– Значит, нужны деньги?
– Вот именно. Как всегда. Я живу давно, пятьдесят два года, и все больше в этом убеждаюсь. Да, пятьдесят два, сегодня мой день рождения.
Стэнвуд откинул голову и запел густым басом:
Пятьдеся-ат два, Пятьдеся-ат два, А седа ли го-ло-ва В пятьдеся-ат два? Я уже не молодой, Но здоровый и живой, И доволен я собой В пятьдеся-ат два.
Он остановился и сжал руками виски. Именно о таких промахах говорили ему друзья. Ну что это, петь всякую чушь, да еще откинув голову!
– Простите, ради бога, – сказал он, вставая. – Пойду, умоюсь холодной водой. Вы никогда не ощущали, что вам ввинчивают в череп раскаленные болты?
– Бывало, – с тоской отвечал лорд, – давно, в молодости. Вот помнится…
– Конечно, лучше приложить лед, – сказал Стэнвуд, – но глупо заказывать ведро льда и совать в него голову. Может, и вода ничего.
Он удалился, а лорд Шортлендс погрузился в думы, приоткрыв рот.
Думал он о том, как развлекается миссис Пентер в этом Уолэм Грин. Думал и о Терри, надеясь, что она купит хорошую шляпу. Думал о здешнем напитке, не заказать ли еще, но решил, что не стоит. И тут мысли его перенеслись к таким предметам, что он мгновенно протрезвел, словно все эти часы пил молочное пиво.
Мудро ли, спросил он себя, разумно ли доверять тайну своей любви этому милому юноше? А вдруг через него что-то дойдет до Аделы?
Разум, однако, его успокоил. Они с милым юношей – как корабли в ночи. Встретились, побеседовали, и больше никогда не увидятся. При чем тут Адела? Словом, беспокоиться не о чем.
Успокоенный и приободренный, но нуждающийся в подкреплении, он стал искать взглядом Алоизия Макгаффи и увидел, что на него глядят очень красивые близнецы, слившиеся по рассмотрении в одного человека, незаметно присевшего к соседнему столику. Как ни странно, человек этот (заметим, в сером костюме) поднялся, подошел к нему и сказал:
– Здравствуйте.
Глава VI
Лорд Шортлендс помигал, а потом осторожно ответил:
– Здравствуйте.
Шестнадцать лет назад у него занял пять фунтов вот такой незнакомец в баре. Фунты не вернулись; и сейчас, имея при себе двенадцать купюр, лорд подумал: «Осторожно, Клод Персиваль Джон Деламер».
– Я не ошибся? – продолжал незнакомец. – Вы лорд Шортлендс?
Решив, что это признать можно, боязливый пэр ответил: «Да», а молодой человек сообщил, что он так и знал, поскольку пятый граф почти не изменился, даже помолодел.
Придерживая карман, лорд Шортлендс ощутил, что незнакомец ему нравится.
– Вы меня не помните, – говорил тот. – Это естественно, мы давно не виделись. Ваш сын Тони как-то пригласил меня на каникулы. Моя фамилия Кардинел.
– Кардинел?
– Да. Сегодня утром я упомянул это по телефону, но вы меня не узнали. Хорошо встретиться снова. Как Тони?
– Ничего, в порядке. Он в Кении, разводит кофе. – Тут одурманенный напитком мозг откликнулся на призыв: – Кардинел? Это же вы влюблены в Терри!
Молодой человек кивнул.
– Да, это самое главное, – признал он. – Прямо к сути. Не сегодня-завтра я стану президентом США, но в истории хотел бы остаться как тот, кто влюблен в Терри. Приятно, я думаю, иметь такую дочь.
– О да!
– Веселит сердце?
– Еще как!
– Удивляюсь, что вы не поете от счастья. Я очень обрадовался, когда вы сказали, что она причесывается все так же. Нельзя менять совершенство. Хотя никакие прически не уменьшат ее очарования. Первый раз я увидел ее с косичками, и что же? Сама красота.
– Да, у Терри хорошие волосы.
– Я бы сказал, великолепные. А глаза! Как они вам? Лорд Шортлендс полагал, что они недурны. Молодой человек нахмурился.
– Недурны? Говоря о Терри, надо тщательно взвешивать слова. У нее небесные глаза. Таких больше нет. А как насчет носа? Если помните, он чуть-чуть вздернут.
– Э… – проговорил граф, благоразумно избегая определений.
Молодой человек, этот придирчивый критик, стал зажигать сигарету. Граф смотрел на него серьезно и вдумчиво. Он понимал, почему Терри одобряет его внешность. Красив, ничего не скажешь; что там, ослепителен. Сидел он вполоборота, и справедливый пэр видел, как четок его профиль. Да, красота – это красота.
Майк Кардинел зажег сигарету и снова заговорил.
– Да, кто-кто, а она прекрасна. Вы не представляете, как я ее люблю. Она вернулась в мою жизнь – наяву, не в мечтаниях – совершенно случайно. Представьте себе, именно тогда я думал не о ней, а о котлетах, брюссельской капусте и картошке фри. Искал вот тут место и увидел, что мой приятель сидит с какой-то девушкой. Подошел к ним…
– Да, она говорила
– Она говорила обо мне? Это хорошо. Кстати, вы позволите за ней ухаживать?
– Вы и так ухаживаете.
– Без разрешения. И без успеха. Почему «без успеха»? Потому что без разрешения.
– Повторите, если не трудно, – взмолился растерянный граф.
– Я хочу сказать, что неправильно подошел к делу. Мне нужна поддержка. Если бы вы были за меня, все пошло бы лучше. Знаете, отцовское влияние… Вставите словечко, напомните вовремя, а главное – пригласите меня в замок. Там, в поэтической обстановке…
– Нет, не приглашу. Это не в моем ведении.
– Что вы говорите! Ребенок, и тот мог бы…
– А я не могу. Адела не позволит.
– Вот как? Прискорбно, прискорбно. Я не знаком с леди Аделой.
– Разве ее не было, когда вы гостили у Тони?
– Не было.
– Везет же людям! – вздохнул лорд Шортлендс. Майк строго на него взглянул.
– А как насчет Стэнвуда? – спросил он.
– Что-что?
– Вы говорите, что не можете никого пригласить. Однако я звонил Стэнвуду, и его слуга сказал мне, что вы послали ему телеграмму с приглашением.
– Не я, Адела. Что ему нужно, кстати? Болван какой-то.
– Ну уж нет.
– Тогда отец болван.
– Не знаю, не видел. Вам Стэнвуд понравится, он всем нравится. Я лично люблю его как брата. Да, вернемся ко мне. Я в замке был, ничего плохого не сделал, так что ваша старшая дочь может смело меня пригласить.
– О нет! Она приглашает только тех, кто что-нибудь пишет: романы, картины, музыку. Так сказать, служителей искусства.
– Стэнвуд ничего не пишет.
– Значит, он исключение.
– Словом, меня она не пригласит?
– Ни за что на свете.
– Прискорбно, прискорбно. У меня связаны руки. Нельзя ухаживать, если ты в Лондоне, а она — в Кенте, да еще не подходит к телефону. Вам дворецкий не нужен?
Лорд Шортлендс печально вздохнул.
– К сожалению, нет. А зачем