Убийство в Атлантике - Джон Диксон Карр. Страница 42

он всегда носил фуражку – ни один самый замечательный парик не выдержит пристального внимания и обнаружит свою ненатуральность. Вот почему он держался в стороне от всех и появлялся только при самом мягком искусственном освещении. Но сможет ли он долго обманывать окружающих? Нет! Ему требовалось ровно столько времени, сколько нужно, чтобы убить миссис Зия-Бей, оставить улики, изобличающие призрачного капитана Бенуа, быть припертым к стенке этими уликами в роли Бенуа, «сломаться» и симулировать «признание». Тогда Бенуа, якобы от безысходности, стреляет в себя и падает за борт. Персонаж создан, а теперь уничтожен. Дело закрыто. На следующий день настоящий убийца появляется в своей обычной ипостаси, навеки отведя от себя опасность.

Вы поняли, каким образом вина была возведена на призрака? Роль Бенуа он продумал очень тщательно, заготовив маскарадную одежду, поддельные семейные фотографии, поддельный паспорт, выработав фальшивый почерк и не забыв даже о наклейках на чемодане. Все было проделано чрезвычайно предусмотрительно и, чтоб мне сгореть, даже виртуозно, с некоторым артистизмом! Но вся схема пошла наперекосяк.

Как только мне стало понятно, какая ведется игра, не составляло труда вычислить, кем должен быть имитатор. Для этого требовались определенные качества. Вы спросите какие?

Во-первых, его следовало искать среди пассажиров. Ни один офицер или член экипажа, выполняющий официальные обязанности, не мог претендовать на роль убийцы.

Во-вторых, на роль имитатора годился только человек, который почти все время проводит в своей каюте и которого никогда не видели на палубе до «смерти» Бенуа.

В-третьих, роль предполагала хорошее знание французского языка.

В-четвертых, этого человека ни разу не видели в компании Бенуа или в то время, когда Бенуа находился в поле зрения.

И теперь, мои простодушные друзья, все сходится! Бинго! Есть лишь один возможный кандидат.

Г. М. прервал речь, чтобы допить остатки пунша. С глубоким злорадным удовлетворением он достал из кармана сигару, понюхал ее, просверлил кончик спичкой, прикурил и откинулся на спинку стула. Кроме того, он достал свернутый план «Эдвардика», который Макс заметил в его каюте в пятницу вечером.

Проделав все это, сэр Генри продолжил:

– Я рассмотрю перечисленные пункты в обратном порядке, если у вас нет возражений. Небольшие дополнительные вопросы выявят ряд «чудес», связанных с этим преступлением. При желании вы можете дополнять сказанное.

Идет? Итак, в присутствии капитана Бенуа вы видели, например в кают-компании, мистера Лэтропа. Одновременно с капитаном вы также лицезрели мистера Хупера, доктора Арчера и Макса Мэтьюза. Но видел ли кто-нибудь из вас – когда-либо или где-либо еще – при подобных обстоятельствах Джерома Кенуорти? Могу поспорить, что нет.

Что до свободного владения французским, то Кенуорти, как нам известно, получил самую лестную аттестацию во время пребывания на дипломатической службе, пока его не выгнали. Ага, я вижу, девушка кивнула! Что ж, отличное знание французского – едва ли не главное требование к дипломату, непременное условие пребывания на службе. Таким образом, и это требование соблюдено.

А как насчет того, что первые пару дней Кенуорти не покидал своей каюты? Вряд ли нужно об этом говорить. Это всем известно, не так ли? Но и это еще не все. Он, по собственному его признанию, приучил своего стюарда никогда, ни при каких обстоятельствах не входить в каюту без приглашения. Верно?

Грисуолд и Макс кивнули. Старший стюард застонал.

– Стюард, приставленный к его каюте, – продолжил Г. М., – похоже, был чертовски обеспокоен тем, что Кенуорти несколько дней не ел ни крошки. Но он ел! Вспомните, капитан Бенуа появлялся только во время трапез, да и то не всегда. Он съедал все, но, возвратившись в каюту, вызывал у себя приступ тошноты, натуральной и сильной, глотая нукс вомика[37] или что-то еще подобное. Его «морская болезнь» не была притворной. Это было блестящее алиби. Вы же не ожидаете, что человек, полумертвый от качки, отправится резать людям глотки? На самом деле его не укачивало. Неужели вы не понимаете, что худые, поджарые парни, которые целыми днями глушат спиртное, редко страдают морской болезнью?

– Но сэр… – начал старший стюард.

– Подождите! Во время своих кратких появлений на публике в роли Бенуа он запирал дверь каюты, каюты Кенуорти, и хранил ключ у себя. Еще одна деталь алиби. Никому не нравится докучать человеку, страдающему морской болезнью. Если бы кто-нибудь постучал в его отсутствие, он мог бы позже просто сказать, что не пожелал отозваться. И было еще кое-что.

Сэр Генри злобно ткнул пальцем в Макса:

– Вот вы помните номер каюты Кенуорти?

– Семидесятая.

– Верно. А номер каюты Бенуа?

– Семьдесят первая.

– Секунду! – нахмурился Лэтроп. – Как же тогда вышло, что они не жили бок о бок? Насколько я помню, каюта Бенуа располагалась по правому борту, а Кенуорти – по левому.

Сэр Генри развернул план «Эдвардика»:

– Конечно, сынок. В том-то и весь смысл. Этот теплоход построен по той же схеме, что и почти любой другой круизный лайнер, находящийся на плаву. То есть каюты с четными номерами находятся по левому борту, а с нечетными – по правому. Каюты с последовательными номерами располагаются не рядом, но друг против друга, разделенные промежуточными помещениями.

И что это за промежуточные помещения в нашем случае? Что вы обнаруживаете вот здесь? Какое помещение имеет с одной стороны выход к каюте Кенуорти, а с другой – к каюте Бенуа, то есть как раз напротив? Подумайте!

– Туалет, – ответил Макс.

– Правильно. В яблочко. Туалет. Так что при необходимости Кенуорти мог быстро проскочить в каюту Бенуа, а Бенуа – благополучно добраться в каюту Кенуорти, проследовав туда прямым и коротким путем, не показываясь больше нигде на судне. Кроме того, там преступник, в любой своей ипостаси, мог появиться, не вызывая подозрений. О, Кенуорти – хитрая бестия! Каждый его шаг, изощренный и не вызывающий подозрений, был продуман так же тщательно, как и кампания нашего берлинского «друга».

Он столкнулся только с двумя по-настоящему щекотливыми и трудными моментами, как я покажу вам, когда мы подведем итоги. Давным-давно у меня зародилось небеспочвенное подозрение, что Кенуорти решил расправиться с Эстель Зия-Бей еще в Нью-Йорке, задолго до этого рейса…

– Но почему, сэр Генри? – тихо проговорил доктор Арчер. – У меня есть особая причина этим интересоваться.

Усталая мина на лице Г. М. указывала, что ему вновь довелось столкнуться с тем, что он называл «чудовищной подлостью судьбы».

– Улики, оказавшиеся в нашем распоряжении, – произнес он, – позволяют вам самим об этом догадаться. В любом случае присутствующая здесь особа в состоянии открыть истинную причину.

Раздосадованная Валери чуть не расплакалась.

– О, к-как вы все мне надоели! – вырвалось у нее. – Я твердила вам об этом все плавание. И никто мне не поверил! Вы думали, что Джером – джентльмен, а я – ничтожество! Но я-то знала, о чем говорю. Эта женщина, миссис Зия-Бей, призналась двум или трем девушкам из «Тримальхиона», что располагает целой пачкой писем от Джерома – писем, в которых он признается в чем-то… В чем – я не знаю…

– Не будет ли нам позволено, – спросил Г. М., глядя на нее поверх очков, – поинтересоваться, кто вы такая на самом деле? И какую, черт возьми, игру вели все это время?

Валери собралась с духом.

– Хорошо, – выпалила она, – я скажу. Скажу всем вам! И почему? Потому что это чудовище украло мой п-паспорт и я даже не смогу сойти на берег в Англии. Но мне все равно, ибо я не думаю, что теперь хочу иметь что-то общее с семьей Кенуорти! – Она еще больше напряглась. – Меня зовут не Валери Четфорд, хотя я и жила всю свою жизнь в доме мистера Четфорда, сначала когда он был холост, а затем когда женился на Эллен Кенуорти. Я ходила в школу с Валери. Она умерла год назад. Но я не родственница. Мое настоящее имя… – тут она в третий раз собралась с духом, – Герта Фогель.

– Фогель! – воскликнул Мерривейл. Его глаза сузились, и он присвистнул. – Итак, вы, случайно, не родственница миссис Фогель, экономки Четфорда? Экономки, из-за которой разгорелся скандал, когда Четфорд женился на Эллен Кенуорти? Вы слышали об этом все. Старый лорд Эббсдейл, отец Джерома Кенуорти, был потрясен до глубины своей пуританской души и навсегда отрекся от сестры. Так вы имеете какое-нибудь отношение к этой миссис Фогель?

– Да, я ее дочь, – ответила Валери. – Теперь