– Минуточку! – резко прервал его третий помощник. – Вы уверены, что в момент падения человек был мертв?
– Хлоп, а потом плюх…
– Передайте сообщение на мостик, – велел третий помощник дозорному с четвертого поста. В его голосе, казалось, послышались нотки облегчения. – Нет, отставить! Сделаю это сам. А вы оставайтесь здесь, мистер Хупер. Я забираю ваши спички. Кто идет?
Послышались тяжелые шаги, которые, похоже, могли остаться незамеченными во всеобщей суматохе.
– Это я, Грисуолд, – хрипло ответил старший стюард. – Что случилось?
– Нашего друга Бенуа застрелили и выбросили за борт, Грисуолд. Мы здесь из-за этого. Где-то поблизости мистер Хупер. Присмотрите за ним. Я поднимаюсь на мостик.
– Думаете, кэп остановит судно?
– Нет. Ни одного шанса на миллион, что мы сумеем найти француза, даже если он жив. И потом, это слишком опасно.
– Хорошо. Я постою рядом. Кто это там?
– Тот, другой, поднял его, словно мешок, – продолжал Хупер, чье возбуждение нарастало, как будто смысл увиденного только теперь доходил до него, – и будь я проклят, если он не вышвырнул Бенуа за борт. Вот так: шлеп-бах!
Голос старшего стюарда звучал хрипло:
– Спокойнее, сэр! Держитесь крепче на ногах! Вы же не бухнетесь в обморок прямо на меня, не так ли?
Голос Хупера ослабел.
– Всему виной мое сердце, – пожаловался он, тяжело дыша. – Волнение и все такое. Не могу этого вынести. О, мое сердце…
– Тогда давайте я вам помогу. Не хотите ли зайти внутрь?
– Ах! Хорошо бы! Подождите, я возьму свой спасательный жилет. Он где-то там, в шезлонге.
Внезапно старший стюард снова заговорил:
– Эй! Кто это там позади меня?
Макс внимал тому, что происходит, с противоестественной, как у Хупера, отстраненностью. Обшаривая палубу в поисках своей трости, он каким-то чудом нащупал ее и случайно задел чью-то штанину, что заставило его резко отпрыгнуть в сторону, обнаружив прискорбную расшатанность нервов. Но тут старшему стюарду ответил голос Г. М.:
– Это всего лишь я, сынок.
– Сэр Генри?
– Угу. Для этого времени года погодка недурная.
– Не отведете ли вы мистера Хупера внутрь? Вот его рука. Теперь пошарьте вокруг ногами, и вы обнаружите что-то вроде узкой железной пластины, идущей поперек палубы. С ее помощью вы доберетесь до двери. Следуйте вдоль железной пластины, и она укажет вам дорогу внутрь. Извините.
Макс ухватился за чье-то пальто, Г. М. или Хупера – он не знал, затем он встал позади них. Все трое, пошаркав по палубе, дошли до двери и через темный тамбур выбрались на свет, очень мягкий, но тем не менее их ослепивший.
Они оказались в узком белом коридоре, конец которого упирался под прямым углом в главный проход вдоль кают правого борта. Пол, застеленный красным резиновым покрытием, внушал куда больше уверенности, чем ненадежная открытая палуба. Справа от них виднелась дверь каюты с аккуратным черным номером «В-71». Память вернулась к Максу: каюта капитана Бенуа!
– С этим, – проворчал Г. М., – пора кончать. Послушайте-ка, сынок, – по-отечески обратился он к Хуперу, невзирая на солидный возраст последнего, – что именно там произошло? И как вы это углядели?
Хупер, казалось, был не прочь выложить все – от начала и до конца. Но потребовалась некоторая передышка, чтобы взволнованный очевидец смог заговорить.
Он прислонился спиной к белой стене, широко расставив ноги, как будто собирался соскользнуть вниз. Дыхание его постепенно выравнивалось, возвращая к жизни маленькую пухлую фигурку. Он уставился в пол. Правая рука была засунута под пиджак, словно он нащупывал сердце, поглаживая его. Спасательный жилет свисал с обмякших пальцев левой руки. На восковых щеках над седеющими усами играл нездоровый румянец.
– Будет о чем рассказать дома, – выдохнул он, продолжая оглаживать сердце. – Я, Джордж Хупер, стал свидетелем того, как бедолагу застрелили и выбросили за борт. У него еще была фуражка с красно-золотым вéрхом.
– Да, конечно. Но что еще вы видели?
– Уф… – выдохнул Хупер, внезапно подняв бледно-голубые глаза, – я вышел подышать свежим воздухом. Присмотрел шезлонг вон там, за той дверью.
А ведь правда, вспомнил Макс, во время утренней прогулки он видел, как Хупер дремал в этом шезлонге на палубе В.
– Сел в шезлонг, – продолжал Хупер, сдерживая дыхание, – и укрылся пледом. Посидел так минут десять или пятнадцать и подумывал вернуться внутрь, когда открылась дверь. Вон та! Я услышал, как она открылась. И они вышли на палубу.
– Сколько их было?
– Двое, – поразмыслив, ответил Хупер. – Я их, конечно, не видел, но слышал шаги. Они подошли к перилам. Я едва мог… – как бывалый рассказчик, он сложил большой и указательный пальцы вместе и поднял их вверх выразительным жестом, – едва мог видеть их головы и плечи. Ну и что я подумал? Ровно ничего! Пока все не началось. Я услышал шум драки. Услышал грохот, который сопровождался всполохом пламени, как ночью у костра. Дуло пистолета буквально уткнулось в волосы, торчащие из-под фуражки этого бедолаги. Потом стоявший позади него выстрелил. И я вскочил с шезлонга…
Из-за крайнего возбуждения сомерсетский говорок стал явственнее, иногда Хупер вздрагивал. Его тон выдавал страдание.
– Я закричал: «Эй, малый! Что ты творишь?» – а затем подумал: «Боже, так не пойдет!» Потом все стихло, только этот бедняга взвизгивал, видать раненный. Я подскочил к перилам, но успел лишь увидеть, как его сапоги были перекинуты за ограждение. Знаете, кожаные такие? Я успел дотронуться до одного. Но бедняга упал вниз, а тот, второй, дал деру. Убежал, очень мягко ступая, пока я таращился вниз через перила, чтобы понять, куда делся несчастный. Он упал головой вниз в эту белую пену, где мерцали едва видимые огоньки, потом перевернулся на спину и заскользил по волне – быстро, как жук по водостоку. Я наблюдал за ним пару секунд, а потом уже не видел ничего, кроме пенистой воды. Бедняга. Я думаю, это ужасно. Настоящее безобразие.
Хупер замолчал. Еще раз погладив себя по жилету в районе сердца и силясь совладать с учащенным дыханием, он потребовал у собеседников подтвердить, что происшедшее – безобразие, да и только. Похоже, никак не мог сжиться с мыслью, что стал свидетелем убийства.
На протяжении всей его речи Г. М. оставался мрачным и задумчивым. Уголки рта опущены, взгляд направлен на Хупера поверх очков, сдвинутых до середины широкого носа. Потом сэр Генри стянул с головы кепи, приняв более человеческий вид. Шмыгая носом и уперев кулаки в бока, он с удивительной кротостью разглядывал своих спутников.
– Итак, – пробормотал он, – мы, похоже, снова оказались в тупике. Вы не запомнили человека, который произвел выстрел? Смогли бы вы опознать его, если бы увидели снова?
– О паря, паря! Не проси меня о чудесах!
Несколько озадаченный подобным обращением, Г. М. саркастически скривил рот, так что уголки губ опустились еще ниже. Тем не менее расспросов он не оставил:
– Ну а каков был этот человек? Высокий или приземистый? Толстый или худой?
– Не знаю.
– Вы говорите, он побежал. В каком направлении? К носу или к корме? А может, обратно к этой двери?
– Будь я проклят, если смогу сказать. Я думал об этом бедняге…
Затемненная дверь в конце коридора с шумом отворилась, впуская коммандера Мэтьюза, одетого в клеенчатую штормовку. Он только что ощупью пробрался к ним с палубы. Лицо капитана ничего не выражало. Кивнув в знак приветствия, он покосился на дверь каюты В-71.
– Итак, Бенуа погиб, – заметил он.
– Еще один из нас, – произнес Макс.
– Я хотел вам кое-что сказать, – решительно продолжил капитан. – Бенуа застрелился. Это очень прискорбно.
Хупер аж подпрыгнул, вытянувшись в струнку.
– В интересах экипажа, – невозмутимо продолжил коммандер Мэтьюз, – будем считать, что Бенуа застрелился. Во всяком случае, пока не пересечем Атлантику. Понимаете? Два свидетеля на шлюпочной палубе видели, как револьвер упал в воду вместе