– Мы тебе не нравимся, да? – едва не плача, прошептал шуршунчик.
– Нет, что ты! – Мари почесала пальцем комочек пыли, и тот довольно заурчал. – Если бы не вы… я бы была совсем одна…
Эти светящиеся создания были единственными, с кем она общалась. Они называли себя йоми, а люди их – духами, нечистью или сказками, но видеть их не могли и потому, конечно, не верили в их существование. Они даже не подозревали, что йоми всюду вокруг них: в воздухе, в воде, в земле, в домах и предметах… Наблюдают за ними, за каждым их шагом и действием, и готовы либо одарить, либо наказать.
Мари не была уверена, как они выглядят на самом деле; для неё они были шариками света, в которых смутно угадывались очертания. Такие себе светящиеся обитатели тёмных углов и щелей. Порождения огромного города.
Такие же невидимки, как и она сама.
Вечер тяжёлым пледом лежал на плечах. В груди давило, словно воздух загустел – наверное, собиралась гроза. Допив залпом невкусный чай, девушка накинула на плечи кардиган, взяла зонт-трость и вынырнула из душной квартиры в ещё более душное, затхлое нутро подъезда.
Мир тонул в сгущённом мраке. В лицо дохнуло приятной свежестью, которую тут же смело волной выхлопных газов, смесью парфюмов и вонью подгоревшего масла из забегаловок. По дороге с гулом проносились машины, а из каждого здания лилась вразнобой музыка. Даже вечером жизнь в городе ни на секунду не замирала. Город никогда не спал. Он был бессонным чудовищем, без перерыва вращающим свои шестерёнки, перемалывая в них тех, кто замешкался, потерялся, забыл себя.
Цокая зонтиком по тротуару, Мари плыла по тёмным улицам. Встречные прохожие огибали её, будто она была заразной, но девушка этого даже не замечала. А может, привыкла. Она просто шла вперёд – бездумно и без цели, надеясь, что поздняя прогулка проветрит мозги и выгонит из груди тревогу.
На плече, бормоча какие-то глупости, сидел шуршунчик, а чуть поодаль, шаловливо сбивая кепки прохожим, летел сквозень. Под ногами стайкой мельтешили мелкие мусорщики; они сновали всюду: и в домах, и на улицах, подбирая то, что роняли люди, будь то еда или предмет. Смешные, пухленькие, с похожими на маски мордочками, они слабо светились бледно-голубым и зелёным.
Огоньки йоми были везде, стоило только оглядеться: в мусорных баках, на газонах и в водостоках; они семенили за людьми, парили в ночном небе и выглядывали из трещин домов… Большинство из них были безобидными, просто любили пошалить, но некоторые…
Мари вздрогнула, уловив боковым зрением, как мимо пронёсся лиховей. Кожа девушки покрылась липким потом. Она не хотела оборачиваться, не хотела видеть, вокруг кого в этот раз обовьются его змеиные кольца, чью шею сожмут…
– Кто-то умрёт, – прошептала она дрожащими губами.
– Умрёт, – равнодушно согласился шуршунчик, заплетая косичку из пряди её волос.
Мари прошиб озноб. Она ускорила шаг, понимая, что всё равно ничем не сможет помочь, что её даже не послушают… Она не желала видеть, что произойдёт. Бежала, трусливо поджав хвост. И почему её вообще должна была терзать вина?! Разве она кому-то обязана?..
Люди сами виноваты, что не видят йоми. Они могли бы просто перестать игнорировать тех, кто их окружает…
Взвизгнули колёса, зазвенело стекло и закричали люди. Взвыла скорбящей банши сигнализация. Мари, споткнувшись, застыла посреди тротуара. Люди бежали, шумно переговаривались, толкая её, возмущаясь, что она стоит на пути. В ушах шумело. Мир кричал и стонал в агонии.
– Не оборачивайся, – посоветовал сквозень, задев её лицо крылом.
Лиховей пронёсся обратно, и на мгновение их взгляды встретились; йоми насмешливо сверкнул глазами, будто вопрошая: «И что ты мне сделаешь, а?»
Мари рванула с места, словно пытаясь убежать от криков, от сирены, от смерти… Сейчас она ненавидела себя за то, что видит их, и что это всё равно ничего не значит. И не меняет. Тогда зачем, зачем?..
В парке было тихо и умиротворённо. Здесь почти не было прохожих. Вот и славно. Меньше людей – меньше зловредных йоми. Девушку всё ещё немного трусило, но кошмар уже остался позади. В конце концов это было не впервые.
Вязкая темнота цеплялась к ногам, облепляла кожу. Темнота не имела цвета, она даже не была чёрной – просто пустой. Мари задрала голову, но не различила ничего, кроме накрывающего мир холодного тёмного купола. Когда-то в детстве ей рассказали, что в городе невозможно увидеть звёзды, потому что их скрывают тучи и смог. Но Мари всё равно об этом мечтала… Ей казалось, что звёзды похожи на маленьких светляков – наверное, они были похожи на йоми.
Влажно шумели деревья, ноздрей касался аромат прибитой пыли и озона, свежих листьев и сырости. Лето только начиналось. Скоро оно будет пахнуть совсем иначе – сладкой ватой и попкорном, потом и горячим асфальтом…
– Э-эй.
Мари невольно остановилась и повернулась на голос. На одном из фонарей сидела, болтая ногой, лючийка. Она была обжигающе-яркой, как маленькое солнышко; настолько сияющей, что очертания её тела едва угадывались: у лючийки была тонкая фигурка и длинные конечности. Носик острый, как у комара, а глаза – как кунжутные семечки.
– Эй, девочка, хочешь потанцевать под моим фонарём?
– Не отвечай, не отвечай! – торопливо зашептал ей на ухо шуршунчик, испуганно теребя волосы.
– Знаю! – буркнула Мари.
Лючийка спрыгнула с плафона, и фонарь замигал, стал тусклым. Недовольно заворчала какая-то женщина, идущая им навстречу. Люди недолюбливали ночь и темноту. Лючийка это знала и делала специально – она была пакостливой, но не злой. Свет питал её, как и она питала фонарь. Некогда свободно парящий огонёк, однажды связав себя с фонарём, она уже не могла вырваться.
– Давай потанцуем!
Мари поспешила прочь, но лючийка не отставала. Девушка знала, что стоит согласиться на танец с лючийкой, – и сгоришь, как мотыльки, заворожённые светом. Их незначительные смерти давали лючийке энергию, чтобы светить так ярко – ярко, как маленькая звёздочка.
Мари так хотела увидеть звёзды… В голове скользнула шальная мысль – а может, стоит согласиться на танец…
– Не слушай её, не слушай! – заволновался шуршунчик.
Лючийка обогнала девушку и теперь заискивающе заглядывала снизу вверх в лицо. Она была слишком ослепительной. Мари зажмурилась от резкой боли в глазах, почти перешла на бег, но даже так ощущала под веками жжение света йоми…
– Ой!
Девушка удивлённо заморгала. По щекам катились слёзы. Кажется, она в кого-то