— Вообще-то два, — сказала Барб. — А теперь подумай, какой сегодня день.
Фрэнки приподнялась на локтях и посмотрела на календарь над кроватью Этель — все числа были зачеркнуты.
— Отъезд Этель!
— Верно, соня, — сказала Этель, снимая розовые бигуди. — Вьетнам теряет лучшую армейскую медсестру. Я возвращаюсь в большой мир. Но я не оставлю эту дыру, пока не объемся пиццы на вечеринке. И захвати купальник, Спящая красавица. Нас уже ждет вертушка.
— Купальник?
Фрэнки не верила своим ушам. Вчера они работали четырнадцать часов подряд, ни разу даже не присев. Почти все время она провела в операционной. Спина и ноги отваливались. Сегодня их единственный выходной за две недели, а они отправляются в какой-то офицерский клуб на какие-то водные процедуры.
Этель сдернула простыню, и Фрэнки осталась в футболке, трусах и длинных носках. Даже в такую жару носки были обязательным предметом одежды, ночью они защищали ноги от насекомых и разных ползающих тварей. Трусы она не снимала на ночь по той же причине.
Фрэнки через силу слезла с кровати — ноги были ватными, а ступни словно пожевали собаки, — надела красный раздельный купальник с широким поясом, сунула ноги в кроссовки и побрела в уборную.
На полпути ее догнал жуткий запах. Дым и человеческое дерьмо. У какого-то бедного новобранца выдалось дерьмовое дежурство. В буквальном смысле. Он выгребал переполненные отхожие места и сжигал их содержимое в больших металлических бочках.
По деревянному настилу она зашла в душевые. В это время дня вода всегда была почти горячей — солнце успевало ее нагреть. Нежиться под горячим душем Фрэнки не стала, только быстро ополоснулась и вытерлась полотенцем, хотя в такую жару это было необязательно.
— Наконец-то, — сказала Этель, когда Фрэнки вернулась в барак. — Дебютантка и та собирается быстрее.
— Что ты знаешь о дебютантках? — Фрэнки застегнула штаны и зашнуровала кроссовки. Затем взяла ножницы и стала подрезать волосы, которые лезли в глаза. Зеркала в бараке не было, но это даже к лучшему.
Барб подвязала свое короткое афро небольшим платком, потом молча отобрала у Фрэнки ножницы и стала ровнять ей волосы. Фрэнки полностью ей доверилась. Такова была природа их дружбы. Она бы запросто доверила Барб и Этель свою жизнь.
— Пошли, сельская дебютантка, — сказала Барб, бросая ножницы на тумбочку. — Мальчики ждут.
— Мальчики? — Фрэнки сунула в рюкзак сменную одежду, и трое медсестер вышли из барака.
В Тридцать шестом сегодня было удивительно тихо. Обстрелы, конечно, продолжались (за колючей проволокой в джунглях гремели взрывы), но никаких сигналов тревоги. Фрэнки слышала выкрики парней. Они играли в футбол перед пустой сценой.
На вертолетной площадке стоял боевой вертолет — один из тех, на которых летали Морские волки. Медсестры подбежали к открытым дверцам. Из вертолета высунулся пулеметчик и помог им забраться на борт. В последний момент появился Джейми в спортивных шортах и выцветшей футболке «Варлокс» и тоже запрыгнул в кабину.
Пилот показал им большие пальцы и начал взлет. Лопасти закрутились. Прерывистый стук сменился мерным гудением. Вертолет слегка качнулся вперед, и они полетели на небольшой высоте. У открытых дверей рядом с оружием сидели пулеметчики.
Фрэнки приземлилась рядом с Джейми на брезентовое сиденье в задней части салона.
Через открытую дверь она смотрела на меняющиеся пейзажи: белые пляжи, бирюзовую воду, красные грунтовые дороги, что тянулись, словно вены, на юг, к Сайгону. Ближе к столице показалось зеленое полотно джунглей, пронизанное серебряными нитями. Дельта Меконга сверху была похожа на тонкое кружево. Джунгли то и дело озаряли оранжевые вспышки.
Через несколько минут вертолет мягко опустился на ровный, пустой клочок земли.
Пилот заглушил двигатели, снял летный шлем и повернулся к пассажирам:
— Еще одна идеальная посадка от Морского волка. Запишите это в своем дневнике, леди.
— Познакомься, Фрэнки, это Кипарис. Улыбайся, но не верь ни одному его слову. Он возомнил себя Джеймсом Бондом. Вертолеты и самолеты вскружили ему голову. Теперь он думает, что ему подвластно все на свете.
Кипарисом звали высокого худощавого парня с широкими плечами. Густые усы и клочковатая борода придавали его привлекательному лицу залихватский вид. На нем была камуфляжная футболка и короткие плавки. Избавившись от шлема, он тут же нахлобучил поношенную ковбойскую шляпу.
— Это Джеймс Бонд косит под меня, — объявил Кипарис, поглаживая свои неуставные усы. Он был неотразим и прекрасно это понимал. — Здрасьте, мэм.
Фрэнки не смогла устоять перед его южным обаянием и расплылась в улыбке.
— Ну а Кипарис косит под меня, — сказал второй пилот, рыжий жилистый парень с неряшливыми усами. Он улыбнулся Фрэнки и остальным девушкам, показав кривые зубы. — Зовите меня Койот, — и он завыл.
Койот помог девушкам вылезти из вертолета, придержав Фрэнки чуть дольше необходимого. Она чувствовала, как он пожирает ее глазами.
— Добро пожаловать в летний лагерь Морских волков, леди, — сказал он с протяжным техасским говором.
Это было так нелепо и так напоминало о доме, что Фрэнки не смогла удержаться от смеха.
Перед ними лениво текла широкая коричневая река, берег был сплошь заросший, болотистый. Вдалеке за рекой на фоне синего неба угадывался силуэт Сайгона. У берега стоял видавший виды катер, внутри, на переднем сиденье — стрелок с пулеметом, он внимательно отслеживал любое движение на суше, воде и в небе.
Небольшой сухой пятачок у реки превратили в место для пляжной вечеринки. Между двумя бамбуковыми шестами был натянут плакат: «Этель, мы будем скучать». Под ним мужчина в футболке «Роллинг Стоунз» жарил гамбургеры. Из магнитофона, который работал от переносного генератора, несся «Пурпурный туман»[22], достаточно громко, чтобы заглушать отдаленные звуки войны.
Тут собралось человек тридцать: медсестры из Тридцать шестого, Лонг-Бина и Вунгтау, санитары, врачи и медбратья. Фрэнки знала некоторых пилотов, среди которых были Морские волки, и знала почти всех Пончиковых кукол. Когда вышла Этель, все побросали свои дела, захлопали, заулюлюкали.
— Речь, речь, речь! — крикнул кто-то.
— Медсестры не произносят речей, — улыбнулась Этель, — они веселятся!
Толпа разразилась одобрительным воем. Зазвучала «Хорошая любовь»[23], и все начали танцевать.
Этель посмотрела на Кипариса:
— Отличный полет, ковбой.
Он притянул ее к себе. Фрэнки знала, что между ними завязалась крепкая дружба: они оба любили барбекю, танцы в стиле кантри и лошадей.
— Мои мальчики будут скучать по тебе.
— Я всего лишь одна из многих, Кипарис. Барб и Фрэнки уже дышат мне в спину.
Он поцеловал ее в щеку.
— Я рад, что ты уезжаешь из этой дыры, и злюсь, что оставляешь нас здесь.
— Ха. Да вы, Морские волки, готовы были загрызть друг друга за место в отряде. Тебе больше нравится здесь, чем на твоей ферме.
— Ну разве что