Мимо, звеня колокольчиками, проехал фургон мороженщика. Сейчас со всей округи набегут ребятишки. Фрэнки прикрыла глаза. На долю секунды ей снова стало десять, она пыталась поспеть за своим старшим братом, на их лица падал золотистый свет.
Фрэнки снова рассмеялась и обняла Барб, потом села на водительское сиденье и завела машину. По радио громко заиграла песня «Подсевший на чувства»[53].
Проехав несколько кварталов, Фрэнки притормозила.
У калитки, обнявшись, стояли родители и махали ей. Сколько они так простояли, чтобы мельком увидеть ее перед отъездом? За последний месяц они попрощались уже десятки раз десятками разных способов.
Фрэнки помахала и посигналила на прощанье — родителям, Коронадо, детству и Финли. Промчавшись по городу, «мустанг» въехал на мост, оставив позади гавань с ее многочисленными лодками. В зеркале заднего вида Коронадо был похож на райский остров с красивой открытки.
Не зная, куда заведет их дорога, Фрэнки и Барб ехали на север и слушали «Криденс», «Ванилла Фадж», «Крим», Дженис, «Битлз», «Энималс», Дилана и «Дорз».
Музыка Вьетнама.
Музыка их поколения.
В Дана-Пойнт Фрэнки свернула на шоссе номер один и поехала по побережью, слева простирался бесконечный Тихий океан. В Лонг-Бич случилась авария, поэтому она свернула на автостраду, затем еще на одну, меняя дороги по велению сердца.
Фрэнки позволила сложной сети калифорнийских дорог самой вести ее вперед. С новым ограничением скорости в пятьдесят миль в час ей приходилось постоянно поглядывать на спидометр.
Проехав центр Лос-Анджелеса с его граффити, бандами и решетками на окнах, они оказались на Сансет-стрип — в мире огней, рекламных щитов и музыкальных клубов.
Они проехали по всему великолепному калифорнийскому побережью и провели несколько ночей в долине Санта-Инес. Любуясь золотыми холмами, Фрэнки сказала:
— Мне нравятся открытые пространства, но хочется еще больше простора. И, может быть, лошадей.
— На север, — сказала Барб.
Так они принимали решения: на ходу, на поворотах, на дорогах, где собирались проехать и где оказывались случайно.
В Кармеле стоял слишком густой туман, в Сан-Франциско было чересчур многолюдно. И хотя дикие просторы Менсодино пришлись Фрэнки по душе, секвойи оказались для нее излишне высоки.
Дальше на север.
В Орегоне, с его сочной травой и чистым воздухом, все еще обитало слишком много людей, хотя городов было немного, да и располагались они далеко друг от друга.
Они объехали оживленный Сиэтл, и, услышав радиосообщение о пропавших студентках, свернули на восток — бесконечные пшеничные поля восточной части штата Вашингтон выглядели уныло и заброшенно.
Монтана.
Они заехали в городок Мизула, напевая «Время в бутылке». Монтана, «страна большого неба», полностью оправдывала свое название, такого прозрачного голубого неба Фрэнки не видела уже давно. Через пару миль после Мизулы открылся ошеломляющий вид: луга взбегали к высоким горам с заснеженными вершинами, рядом извивалась широкая голубая река Кларк-форк.
«Продается. 27 акров».
Они с Барб одновременно заметили табличку, прибитую к трухлявому покосившемуся столбу. А за столбом — бескрайнее зеленое поле, петля реки, обветшалый забор с колючей проволокой поверху и грунтовая дорога, которая вела к небольшой роще высоких деревьев.
— Как же красиво. — Фрэнки посмотрела на Барб.
— И в стороне от всего, — сказала Барб. — Девочка дышала бы здесь полной грудью.
Фрэнки свернула на грунтовку и нырнула в рощицу. За деревьями показалось еще одно сочно-зеленое поле, а на горизонте вершины гор упирались в голубое небо.
Через пыльное лобовое стекло Фрэнки увидела фермерский дом с заостренной крышей и круговой верандой, загоны для лошадей, большой, некогда красный амбар, которому хорошо бы поменять крышу. По обширному двору рассыпаны постройки поменьше, одни просились на слом, другие выглядели крепкими.
— Работы тут начать и кончить, — сказала Барб.
— К счастью, у меня есть опыт в строительстве. — Фрэнки улыбнулась. — Мы с подругами как-то раз перестраивали домик для рабочих.
— Мы черт знает где.
— Посмотри на карту. Мизула совсем недалеко. Рядом больницы и колледж. Да, это место ближе к Чикаго, чем к Сан-Диего, но тут я точно найду группу анонимных алкоголиков и нового наставника.
— Ты уже все решила.
Фрэнки выключила радио.
Тишина.
Она посмотрела на Барб и улыбнулась.
— Да.
Глава тридцать пятая
Западная Монтана
Сентябрь 1982 г.
Приглашение от двадцать восьмого августа пришло в запачканном белом конверте с вашингтонским штемпелем. На обратной стороне кто-то написал: «Сохраните дату».
Приглашаем Вас на встречу военнослужащих 36-го эвакогоспиталя, которая пройдет на торжественном открытии Мемориала памяти ветеранов Вьетнама 13 ноября 1982 г. в Вашингтоне.
Фрэнки удивилась своей первой реакции.
Злость.
Теперь мы возводим мемориалы погибшим?
Теперь? Спустя десять лет после того, как дорогие соотечественники бесцеремонно похоронили их и забыли?
Несмотря на упорную работу последние восемь лет, Фрэнки так до конца и не избавилась от чувства стыда за службу во Вьетнаме, которым ее наградили сограждане, не простила правительство за то, как оно обошлось с ветеранами, которые вернулись домой сломленные телом и духом. Но это было не все. В конце семидесятых, сидя в своей гостиной, Фрэнки наткнулась на телепередачу, где ветеран Вьетнама рассказывал, что «Агент Оранж» вызвал у него (и многих других) рак. «Во Вьетнаме я умер, просто не знал этого», — сказал он. Вскоре мир узнал, что гербициды приводят к выкидышам и врожденным патологиям. Возможно, именно это стало причиной выкидыша у Фрэнки.
Вот как о ней позаботилось ее собственное правительство. Если бы политики в Вашингтоне построили этот мемориал в качестве извинений перед военнослужащими — мужчинами и женщинами, — перед их семьями, тогда, может, Фрэнки чувствовала бы себя по-другому. Но нет. Правительство не собиралось чествовать ветеранов Вьетнама. Ветеранам пришлось делать это самим — тем, кто остался.
Она услышала, как сзади подошла Донна. Остановилась.
Донна работала на ранчо уже больше семи лет. Фрэнки отлично помнила тот холодный день, когда Донна постучала в дверь. Крашеные черные волосы, торчащие в разные стороны, бледная испитая кожа, хриплый и тихий голос. «Я медсестра, — сказала она. — Кучи, шестьдесят восьмой. Мне рассказали про тебя в комитете по делам ветеранов. Я не могу…»
Спать, закончила тогда про себя Фрэнки. И все. Этого было достаточно. Они обе все поняли. Она взяла Донну за руку и провела в дом. Они сели у камина на раскладные стулья и начали говорить.
Групповая терапия — так это называла Джилл из медицинского центра. Порой это дает понять, что ты не один. Они были там друг для друга, она и Донна, держали друг друга на плаву. Донна