Разговор начался привычно: тёмный переулок, бетонные блоки, никакого света. Сильная хватка за ворот, резкий рывок, тело прижато к стене. Мрака звучал низко, глухо, ровно:
— Под кем ходишь?
Мужчина остался неподвижен, лишь посмотрел в глаза спокойно и прямо. Держал взгляд, не моргал. Сразу стало ясно — ловушка, понял это Мрак слишком поздно.
Движение за спиной почувствовал за секунду до удара, попытался развернуться, поднять руки, защититься, но не успел. Удар плотной дубинки пришёлся точно под скулу, сбив баланс, заставив пошатнуться. Второй удар пробил в рёбра, третий прилетел в почку. Работали двое — слаженно, без лишних слов и эмоций.
Демон взвыл.
Караванщик рванулся вперёд, вкладывая всю тяжесть в прямой от плеча. Точный удар отправил первого противника в стену. Второй атаковал мгновенно, не думая о напарнике. Мрак успел подставить плечо, разворачиваясь, но голова открыта, ошибка.
Щелчок прозвучал тихо, почти беззвучно, как включение маленького механизма. Сознание выключилось перегоревшей лампой.
Мрак не слышал разговоров тех, кто решал его судьбу. Он лежал без сознания на бетонном полу, глухой и равнодушный к миру, в котором за спиной проходил холодный совет. Не суд или приговор — лишь совещание, спокойное и равнодушное, в духе Краегора, где решения принимаются из простой и жестокой реальности.
Его раздели спокойно, деловито. Чужие руки быстро прошлись по телу в поиске следов, способных рассказать больше имени. Татуировки поведали немногое: одни давно стёрлись, другие поплыли под кожей, потеряли форму, смысл. Ясно было одно: когда-то принадлежал масти. Но ни района, ни клана, ни статуса уже не прочесть. Всё закрашено, запутано, утрачено временем. Осталось лишь смутное понимание: был при делах.
Выяснить, кто за ним стоит, оказалось невозможно. Вошёл в город слишком тихо, действовал осторожно. Держался в стороне от местных, избегал кабаков, стёр за собой все следы. Пришёл один, пустой, без связей и прошлого.
С одной стороны — напал на авторитета, с другой — вроде и нападением назвать сложно. Слухи ползли, однако никто не мог сказать точно, тот ли это человек или кто-то другой. Крови на его руках нет, грубо тряхнул, задавал вопросы, но даже оружия не достал. Просто зашёл на чужую территорию, куда обычно не суются.
Ворон не стал вмешиваться. Слишком высоко сидел, чтобы мараться вознёй в кварталах. Кто-то снизу дёрнулся — пусть сами разбираются. Никаких приказов не дал, лишь коротко бросил: «решайте по понятиям.
Вариантов у блатных было два: дождаться, пока очухается, и колоть по полной, вытаскивая информацию, либо не тратить время и сразу отправить в Яму. Выбрали второе, сейчас город стоял на ушах и заниматься этим бритым времени не было.
Очнулся Мрак в густом, затхлой полутьме, где бетон отдавал плесенью, кровью и безнадёжностью. Свет бил по глазам слабо, тусклые лампы под потолком, обмотанные грязной проволокой, едва освещали стены, покрытые старой копотью и маслом. Под ногами — мокрая плитка, покрытая разводами и трещинами, кто-то ежедневно соскребал с неё следы последней расправы.
Попытался подняться, тело сразу отозвалось болью. Потянуло под рёбрами, на губах ощутился вкус ржавчины. Память вернулась постепенно, чётко встала на место, словно детали разбираемого автомата. Переулок, схватка, удары, щелчок, пустота.
Теперь — Яма.
Во все времена и во всех мирах люди оставались одинаковыми. Чем глубже жизнь уходила на дно, тем острее становилась потребность отвлечься. В Краегоре таким отвлечением стала Яма — жестокий и кровавый ритуал, заменявший городу развлечения, правосудие и веру в судьбу. Здесь никого не судили, здесь просто смотрели, как один человек убивает другого, и на этом держался порядок.
Правила были простыми и ясными, пять поединков. Выжил — свободен. Ни обвинений, ни разбирательств, ни разговоров о прошлом. После пятой победы человек становился чистым.
Внутри Ямы не было места театру и притворству. Здесь каждый забывал про героизм, плевал на красивые идеи и обходился без высоких слов. Оставались лишь страх, удары, кровь и отчаянное желание выжить. Из пятёрки бойцов выбирался один, редко двое. Остальные оставались здесь навсегда.
Караванщик понял расклад и принял его молча.
Первый бой стал не началом, а приговором.
Когда Мрака вытолкнули на арену, грязно-жёлтый свет прожекторов больно ударил в глаза после полутьмы подвала. Бетонные трибуны нависали кольцом, заполненные телами и гулом сотен глоток, вязким и надсадным, сам Краегор тяжело дышал, ожидая крови.
Толпа встречала новичка смехом и грязными ставками. Кто-то кричал, размахивая бутылкой дешёвого пойла: «Этого порвут первым же ударом!» Другие разглядывали пристальней — молчаливый, в чёрной куртке, стоит ровно, глаза пустые и холодные. Голоса сбивались в насмешку: «Посмотрите, руки трясутся! Нож выронит раньше, чем дойдёт до середины!»
Веселились, пока не вышел второй боец.
Тот был крупнее, шумнее, злее. Вышел на арену с наигранной яростью циркового актёра, бил себя кулаком в грудь, плевал на песок, кричал трибунам что-то бессвязное. Толпа взревела в восторге. Когда охрана бросила на пол ножи, трибуны притихли, жадно впиваясь глазами в соперников.
Первый удар вышел шумным, размашистым, для толпы. Второй прошёл ближе к телу, трибуны завопили громче, требуя крови. Боец продолжал наступать — следом наступила тишина.
Мрак шагнул навстречу спокойно и точно, лезвие вошло под рёбра коротко, почти без сопротивления. Ещё одно движение — и горло открылось ровной, глубокой раной.
Арена застыла. Толпа оборвала крики на полувздохе. Мужчина рухнул на бетон, дёрнулся и затих, кровь шумно выплеснулась на пол. Мрак вытер нож о рукав мёртвого, словно закончил обычное дело, и поднял глаза к трибунам.
Тогда зрители взорвались. Крики слились в один неразборчивый рёв, бетон задрожал от топота и ударов. Кто-то истошно визжал, проигравшие бросали деньги на пол, победители дико хохотали.
— Вот это да! Вскрыл, как свинью! — орали сверху.— Без шансов! Одним ударом! — подхватывали другие.
Уже летели новые ставки, звучали новые клички — «Чёрный! Бритый!». Мрак не слушал.
Просто развернулся и пошёл к выходу, оставляя на песке длинный тёмный след, растекавшийся медленно и густо. Первый бой окончен, один мёртв, четверо ждут.
Следующий бой не скоро, по негласным правилам ямы победителей ставят с победителями. Убитых заменят свежей кровью, а выживших — выдержат, пока страх и ярость дойдут до нужной крепости. Мрак понимал расклад.
К удивлению, голодом не морили, кормили вполне прилично: хлеб, каша, вода без ограничений. Организаторы знали — зритель не заплатит за худые, вялые тела под лампами. Ему нужно мясо, крики, хруст костей и финал, после которого выворачивает наизнанку.
Яма не была тюрьмой — скорее двором для убоя. Пространство широкое, открытое, окружённое высокими стенами с заваренными