Generation «Пермь»
Пермяки были возмущены. Из уст в уста передавалась скандальная новость: Дума решила содержать театр за счет города. Слыханное ли дело! Коммунальные службы еле сводят концы с концами, а они вбухивают огромные деньги в актеришек и поразительно нелепое здание. Ну кто делает сцену на втором этаже, над какими-то жуткими катакомбами? Должно быть, скрывают внизу что-то крамольное, как инородец Пиотровский со своим книжным. Тот давно сочувствует радикальным партиям. Все твердит о просвещении, а сам, по слухам, прячет листовки в шкафах с двойным дном. В других городах тоже любят оперу, но не до такой же степени! Наверное, чиновникам под грохот оркестра воровать сподручнее. Балерина не доскачет пару антраша, скрипачи напиликают на сотню нот меньше, чем уплачено, а всю разницу – в карман! Цокали языками, качали головами, смотрели завистливо на франтов, ведущих под ручку дам к широким театральным дверям. Шел 1895 год. До революции было еще далеко.
Прошло больше сотни лет. Пермь росла и укреплялась, хоть и несколько уступала своему извечному сопернику Екатеринбургу, на который когда-то сделали ставку большевики.
У города было все: заводы, деньги, миллион жителей. Не хватало лишь самой малости – мечты.
– Пермский край – нетипичный регион России. Потому что в нем все неплохо, – улыбается Николай Новичков. Массивный, с ухоженной бородой, бывший министр культуры одет в простую футболку, но так по-купечески вольготно развалился в кресле, что кажется, будто он сжимает в руке невидимую сигару. – О деньгах можно не беспокоиться, Пермь крепко стоит на двух ногах – нефть и калийные удобрения. Как буква П. Но, подобно этой букве, она оказывается двумерной, а плоские конструкции неустойчивы. В советские времена объем придавала индустрия. Пермский край – один из немногих регионов мира, где могут целиком собрать космический корабль. Наши пушки популярны за рубежом. Но много оружия и космических кораблей не продашь, а добыча сырья почти автоматизирована. Хороших вакансий недостаточно. Поэтому молодые и энергичные думают: может, в другом месте лучше? Зачем жить в Перми, чем она вообще отличается от других городов? Чтобы решить проблемы самоидентификации и новой экономики, мы создали этот проект. Все возникло спонтанно. У губернатора Олега Чиркунова был представитель в Совете Федерации – Сережа Гордеев. Умный и богатый человек, но не из креативного класса. Друг галериста Гельмана. Пригласил Марата сюда, и тот посоветовал найти для Перми некую аутентичную вещь, которая, может, и не будет иметь к ней прямого отношения, но станет с ней ассоциироваться.
Так в 2008 году появилась выставка «Русское бедное», которая была хорошо принята в мире – никто не ожидал от России, что она выстрелит в мировых художественных трендах. Местный эксперт утверждал: «Я буду счастлив работать с современным искусством, но у нас его любителей человек пятьдесят, и всех я знаю лично. Они и посетят выставку». Пришло семьдесят тысяч горожан. Из выставки возник музей современного искусства, а из него – все остальное.
Вначале и не представляешь, во что влезаешь. А потом осознаешь, что чуть влево повернуть – появляется велосипедная дорожка, вправо – туристические маршруты и фестивали. На библиотеку всем было положить с прибором, но когда она вовлеклась в процесс, стало ясно: надо ремонтировать! Таких в стране – тысячи, никто их в порядок не приводит. Но если это не просто библиотека, а культурный кластер, хочешь – не хочешь, а приходится. Чтобы круизные лайнеры останавливались в Пермском крае, надо углубить дно Камы. Как министр культуры я давал поручения всем, от министра транспорта до администрации города. В итоге миграция снижается, а инвестиции растут.
У Пермского края прекрасное индустриальное прошлое, но нам хотелось бы видеть постиндустриальное будущее – дизайн, кино, театр. Много фестивалей – это много людей, которые тусуются, не уезжают, тратят деньги и создают новые творческие центры…
Скромная табличка с надписью «Пиотровский» указывает на старинный аптечный дом. Под лестницей торгуют разноцветными галстуками-бабочками. На втором этаже, рядом с кафе, босоногие девчонки открыли детский центр. За прилавком книжного – суровый анархист в круглых очках, которому в равной степени неприятны и Гельман, и его гонители. Хозяев «Пиотровского» он тоже осуждает – за социалистические взгляды. Зато ценит за магазин, в котором по четвергам нередко выступают именитые гости. Порой маленький зал набит до отказа. Приходят даже матерые художники-соцреалисты – поспорить с молодежью. Ругаются, гневно трясут седой гривой, хлопают дверью, но возвращаются вновь и вновь. А вот шкафов с двойным дном, как у предшественника, в магазине, кажется, нет – их просто негде ставить.
– Реформаторы возили москвичей, делали провокационные выставки, на которые ходили все образованные люди, пусть даже чтобы поругать, – вспоминает сотрудница администрации губернатора. – У нас ведь серый город, яркие пятна появились только во время культурной революции. Придумали логотип города – красную букву П. Устанавливали памятники, скульптуры и вездесущих красных человечков. Головы у них есть, только маленькие. А все считают, что это – шея. Когда такой человечек появился на здании Законодательного собрания, люди смеялись: вот где у нас безголовые собрались! Молодежь поддерживала, а деятели культуры писали огромные петиции, требуя все убрать. Тем временем приезжали люди, которые полностью меняли наше сознание. Ни один другой регион России не может похвастаться, что у них под открытым небом для всех выступал Брегович. Про Пермь заговорили. Все люди искусства в курсе: «А, ты из Перми, где красные человечки!» Про Уфу, Курган, Улан-Удэ что знают? Ничего. В лучшем случае – где они на карте. А с Пермью все наоборот: на карте, может, и не найдут, зато слышали, что там Гельман и фестивали. Те, кто никуда не выезжает, об этом не подозревают. Для них реформа – просто растрата бюджетных средств. А я видела много городов и понимаю, как же круто, что у нас все это есть. И ладно, что больших