Губернатор говорил, что у города должна быть мечта. Хотел сделать здесь культурную столицу. А самое крутое – его команда плевала на то, что говорили люди. У нас же всегда – когда наше болотце трогают, это плохо. Чиркунов везде писал сам, даже в «Живом журнале», заставил чиновников вести блоги. Он говорил, что социальный блок – это хорошо, но пенсии платятся с налогов действующих компаний. Значит, надо создавать условия для тех, кто может что-то производить. И сделал ставку на интеллектуальный продукт. Чтобы молодые оставались и творили здесь. Но это стали осознавать только сейчас, когда все переменилось…
Пермяки были возмущены. Через год после добровольного ухода губернатора Чиркунова Марата Гельмана с треском уволили из-за скандальной выставки картин, высмеивающих Олимпиаду в Сочи. Волосатые медведи давили фигуристов, олимпийские кольца превращались то в колючую проволоку, то в петли виселицы, мрачный Чебурашка-людоед сидел в сортире с горными лыжами на лапах…
Но бывший министр культуры смотрел в будущее с оптимизмом:
– Новая власть хотела отменить «Белые ночи в Перми», а потом выяснилось, что восемьдесят процентов населения желают продолжения. Единственный в стране гражданский фестиваль без цензуры «Пилорама» в бывшем сталинском лагере состоится несмотря ни на что. Нытье всегда есть, но так уж устроена Россия: если ты не делаешь какой-нибудь ерунды, денег все равно нет. А если сделать, кому-то понравится. Чиркунов – самодур, плохой губернатор. Так до него, наверное, хорошие были? Но только ни одна инфраструктурная проблема Перми не решена. Где миллиарды времен дорогой нефти? Почему не построили хрустальных дворцов, аэропортов, больниц? Их и сейчас нет, зато какая-то фигня происходит, которая отличает этот край от других и делает жизнь чуть прекрасней, чем она есть на самом деле. Пускай это иллюзия, но все мы живем в иллюзиях…
И вновь город стоит на распутье. Направо пойдешь – в болотце пропадешь, налево пойдешь – в зубы Чебурашке попадешь. Николай Новичков ошибся – фестиваль «Пилорама» отменили. Надежду вселяет лишь изобилие веселых молодых лиц. Ребята привыкли к велосипедным дорожкам, к фестивалям и странным магазинчикам, так что если какой-нибудь красный человечек надумает их этого лишить, он уж точно прослывет безголовым. К тому же театр оперы и балета, на который так ворчали консерваторы позапрошлого века, ныне лучший в российской провинции. Кто знает, не станут ли будущие поколения так же гордиться пермским современным искусством…
Саратовские легенды
Она считает, что любовь придумал Еврипид, а лучшее на свете кино снято по мотивам комиксов. Студенты прозвали ее Фафниром, и при взгляде на огненные волосы и странные крапчатые глаза понимаешь, почему имя легендарного дракона-оборотня так легко прижилось. Она панически боится публичных выступлений и может разговаривать на интересующие ее темы до бесконечности. А еще филолог Екатерина Ракитина знает и любит родной Саратов.
– Больше всего наш город прославил Грибоедов. Даже те, кто в нем никогда не был, знают, что там деревня, глушь и есть тетка. Хлестаков был помещиком Саратовской губернии. Его село Подкатиловка сейчас в городской черте. Теперь ему памятник сделать хотят, а заодно и тетке как самой известной горожанке. Мужику с гармошкой уже поставили на центральной улице, равно как и холостому парню, которого, в отличие от женатого, не любят. Зато с ним все фотографируются.
Мы бывшая летняя ордынская столица Укек, где дядя Марко Поло останавливался по дороге в Китай. Это был город-космополит, в торговом квартале которого жили генуэзцы и венецианцы. Сейчас сверху стоит поселок Увек, и копать можно только на его окраине или если кто-то пустит археолога в огород, искать под чесноком древние реликвии. Находят китайское стекло, арабскую керамику… Однажды под самой стеной откопали завернутый в остатки холста скелет кошки с прижизненным повреждением лапы. В природе она бы не выжила, но кости срослись. Стало быть, кошечка в XII веке сломала лапку, ее вылечили, она дожила до почтенных лет и была похоронена в чистой тряпочке в углу двора. А еще в Саратове всюду немцы. Поэтому город по-азиатски медленный и по-немецки осмотрительный. В нем до 1924 года существовали Советы образца февраля семнадцатого. Здесь основной принцип: «Работает – не трожь!»
Немецкая улица, нынешний проспект Кирова, была выставочная, с самыми дорогими отелями и магазинами. Гостиница «Европа», построенная предприимчивыми староверами, похожа на тортик с кремом. Вроде и Европа, но все равно купеческая. Напротив – гостиница «Россия», воздвигнутая немцами, а потому похожая на замок. Поэтому в Саратове была загадка: «Что находится между Россией и Европой?» с ответами либо «Немецкая улица», либо «трамвай». Сейчас, правда, «Россия» в большом упадке. Да и немцев осталось мало – немногие вернулись после депортации, и те в основном эмигрировали в девяностые. Когда мы, будучи школьниками, ездили в колхоз, отправились как-то на деревенскую почту родителям позвонить. Следом зашла бабушка в платочке, чуть ли не в тапочках на босу ногу, повернулась к нам, сказала «Гутен таг!», и давай с почтальоншей лопотать по-немецки. Заводская немецкая деревня всегда говорила на родном языке, причем образца XVII века. Филологи там выли от восторга.
Среди саратовских купцов кто не немец, тот почти наверняка старовер. Когда Шехтель, тоже здешний уроженец, стал знаменитым, его позвали обратно на родину, и одним из заказов была сельская старообрядческая церковь. Она сохранилась до сих пор. Староверы жили хуторами, они их называли «концы». В деревне времен моего детства были сельсовет, клуб и магазин, вокруг них – дома. Это все – пришлые. Местные жили в паре километров оттуда. Шесть-семь домов, без заборов. Ограда была только вокруг грядок, чтобы скотина не потоптала. По праздникам они стелили мешки посреди улицы, на них клали скатерти и садились вместе на траву обедать. Сейчас-то старики перемерли, а молодежь разъехалась. Помню, деда за сто лет, еле передвигавшего ноги, выводили во двор, сажали к теплой стенке, и он работал – ремни подрезал, пряжки чинил, сетки плел… Все время был чем-то занят.
Саратов был ближним тылом Сталинградской битвы, поэтому чуть ли не на каждом старом здании мемориальные доски о том, что там размещался эвакогоспиталь. С тех пор у нас великолепная школа военной хирургии, основанная профессором Миротворцевым. Тот был выпускником императорского медицинского и военврачом еще с Первой мировой. За ним приходили раза четыре, но никак