Горы над Аллой – в густых смешанных лесах. Уже в конце июля среди зелени появляются рыжие проседи. Где-то там до сих пор стоят идолища, которых полагается кормить жиром, чтобы охота была удачной. А в других магических местах – последние приюты шаманов. Их не хоронят в земле, а предают огню. Но маска и разрезанный бубен остаются на священном дереве, пока не истлеют.
– Мой отец – Василий. Мать его – Доловар, дочь Дувара. Дувар – сын Чукена, Чукен – его шаманское имя было Найди. Получается – четвертое поколение. Моя мать – Анна, мать Анны – Дарья, ее мать – Дарима, Дарима – дочь Аинды, а та – дочь того же Чукена. Выходит, он – предок мой и по отцовской, и по материнской линии. Сильный был шаман. Давал знать, где и когда камлать будет. Его помощник Деру ул собирал людей, приводил на то место. Чукен отходил в сторону и камлал, а помощник был рядом, и все, что тот говорил, людям пересказывал. Сам шаман общался только с духами. Мешал ему груз людских проблем. Там, где он, три шамана захоронены. Все их маски, одежда. Подвески железные, кованые в кузне. Доспехи, другая защита. Он же воюет со злыми духами, когда кто болеет, умирает или же порчу сделали. Так что в амуниции должен быть, как солдат на войне. А бывает, два шамана сражаются. Один нападает, второй это сразу чувствует. И начинают друг друга… У каждого – свои духи-помощники. Когда один побеждает, помощники другого к нему переходят. А проигравший гибнет.
Со временем эвенки разделились на орочонов (оленеводы) и мурченов (коневоды). Орочоны жили в тайге, где растет ягель, а мурчены – в степях, по другую сторону горного хребта. Каждый эвенк относил себя к одному из шести кланов, произошедших от разных животных. Определить клан легко по фамилии. К примеру, предок Барановых и Ворониных – лебедь, а если вам повстречается Миронов, не сомневайтесь: он из рода волка.
– Я часто видел во сне коня. Паршивый такой, облезлый весь. Масть не различишь. Он меня лягал, мучал. В грязь втаптывал много раз. Я просыпался в поту. Не мог понять, что это. Думал, кошмар очередной. Потом обряды сделали, и все забылось. А в прошлом году снится мне сон. Вороной жеребец. Черный-черный. Здоровый, красивый… Ниже другой конь лежит – тот облезлый, как будто вороной его победил. Первый из его ляжки с кровью мясо вырывает, жрет
и на меня смотрит. А я на него любуюсь, и знаю, что это мой конь. Красота такая, вдохновение душе. Наутро говорю учительнице: мол, коня видел. Она сразу: «Черный?» Я: «Да». «Ну все, – отвечает. – Черный конь – это сила шаманская». Потом я понял, что в кошмарах меня та же сила втаптывала в грязь и убивала.
Когда мы прощались, шаман проводил меня до калитки и произнес напоследок:
– Сейчас к нам пытаются хорошую дорогу делать, с мостом через Баргузин. И вот что я тебе скажу. Мы, местные шаманы, постоянно камлаем, чтобы этой дороги не было никогда. Загадили туристы Байкал на юге и западе, даже священный Ольхон теперь как большая свалка. Хватит. Сюда они не пройдут.
Моя оборона
Говорят, Егор Летов уходил писать песни в лес, что вплотную подступает к Омску. Именно там, среди деревьев, привычные словосочетания выворачивались наизнанку, и к нему приходили малосвязанные, но надолго застревающие в мозгу образы. А музыки будто и вовсе не было. Однообразный рев гитар и шум драм-машины, казалось, лишь пробивали в черепной коробке дорогу словам. Так громкая дрель сверлит стены, чтобы в них укоренились, растопырив лапки, черные дюбели.
Это было начало девяностых. Советский Союз распадался на глазах, и панк-рок, музыка молодых разрушителей, был главным увлечением моих друзей. Летов с его ленноновскими очками сварщика и волосами, словно у Медузы Караваджо, разбросанными по русскому снегу, казался полубогом. Он объединял бритых панков с гребнями, склеенными спермой, и домашних мальчиков, обсуждавших вечные вопросы бытия, которые в этом возрасте кажутся самыми главными. Ведь их еще не заслоняют мириады восхитительных частностей, которые нам только предстояло познать.
– Мне Станилла объяснил смысл слов «Вечность пахнет нефтью», – кричит мой лучший друг Кирилл, пока мы прыгаем с доски на доску, пробираясь через огромную стройплощадку. Когда она возникла, никто