Люди на карте. Россия: от края до крайности - Владимир Дмитриевич Севриновский. Страница 12

и не чуралась самой грязной работы. Трудиться Надя умела всегда.

У тайги был один недостаток – в ней не было ни ресторанов, ни роскошных автомобилей. Она совсем не походила на мир ее мечты. Чтобы хоть как-то к нему приблизиться, Надя заводила крохотных собачек и гламурных подружек. Собачки щеголяли в сшитых Надей костюмчиках, а подружки выписывали модные столичные журналы и пытались выглядеть, как московские секс-бомбы. Молоденькие симпатичные девушки одевались и красились так, что смутились бы даже путаны, и гордо расхаживали по городским клубам, которые с тем же успехом пытались походить на столичные. Молодых тусовщиков «с раёна» подружки презирали. Лысеющие паники при деньгах плотоядно присматривались к ним, но до поры безуспешно. Девушки разрывались между противоположными устремлениями – быть роковыми женщинами, но просто женщинами пока не становиться.

Однажды зимой Надя с подружкой отправились на дискотеку в соседний город. Когда пришло время возвращаться, уже стемнело, но им все же удалось поймать попутку. Из радио гремел блатняк, водила курил одну сигарету за другой, не открывая окна, потому как мороз. На полпути он вдруг остановил машину, обернулся и сказал без особых эмоций:

– Ну что, девчонки, приступайте. Кто будет первой, кто второй?

Они отказались, и он так же буднично пожал плечами:

– Не хотите? Тогда выметайтесь, пока я добрый.

Машина уехала, а девушки остались на ночной трассе, в шубах поверх мини-юбок и в макияже, обманувшем водителя. К счастью, им удалось дойти до ближайшей деревни.

Однажды Надя попыталась совместить оба своих прекрасных мира, и пригласила подружек в тайгу. Приятельницы увязали каблуками в хвое, вытряхивали из декольте муравьев и удивленно присвистывали: «Ну ты, Надюха, даешь!», глядя, как она с одной спички разводит костер и умело варит в котелке не очень гламурный суп из тушенки.

Походниц из них так и не вышло, зато в клубы они ходили все чаще, и было ясно, чем это закончится. Законы природы неумолимы. Не ты искушаешь судьбу, а она – тебя. Даже робкий мальчик-друг все понял и стал ей назойливо предлагать то самое. Получив очередной отказ, он, всегда безропотный, вдруг вспылил:

– Дура! Я тебя хотя бы люблю. Но тебе этого мало. Думаешь, особенная? А у тебя все будет, как у всех. Даже еще хуже. Так и вышло. На одной из дискотек парень, с которым она толком и знакома не была, зашел следом за ней, одуревшей от коктейлей, в туалет, и прежде чем она что-либо сообразила, нагнул и стащил трусы.

– Так, так… – Лицо врачихи покрылось пятнами, словно от пощечины. – И ты, значит… Что ж, будем проверять.

Надя замерла. К горлу подступал ком.

Докторша холодно взглянула на нее:

– Поздравляю, голубушка. Гонорея у тебя. И сифилис. И хламидиоз вдобавок. Хорошенький букетик. Довольна? Повеселилась?

И тут Надя наконец разревелась. По-детски, размазывая слезы кулачками. Врачиха стояла перед ней, как ангел мщения, и буравила взглядом. Лишь когда девушка затихла, она махнула рукой:

– Иди с глаз моих долой. Нет у тебя ничего. Но будет, это я обещаю. Как и у других, обязательно будет!

Врачиха ошиблась. Поплакав, Надя осознала, что ничего страшного не произошло. Отзвенел последний школьный звонок, и она двинулась вперед. Мальчик-друг остался позади. Вскоре его сменил богатый папик. Она была с ним, поскольку он напоминал успешных людей из ее мира. А он считал, что она делает это из-за денег, и втихаря изменяет ему напропалую. Разве по-настоящему успешный человек может так думать? Затем был бравый походник, который жил только сегодняшним днем и потому быстро оказался в дне вчерашнем. А вместе с ними – родной город, и краевой центр, и даже Питер. Одна лишь тайга осталась навсегда. Только находясь в ней, Надя была счастлива, но теперь все реже выбиралась к знакомым кедрам. Ради своей мечты она работала по двенадцать часов в сутки и училась ночами. Она менялась, и мир мечты тоже менялся, становясь все более реальным. Но она еще не вступила в него. А значит, пока не встретила того, настоящего. Своего первого мужчину.

Вечное синее небо

– Алла своих не отпускает. Сколько раз уже было – поднимется человек, переедет в город, тут с ним что-то и случается. Инфаркт или хулиганы убьют. Много знакомых большие деньги здесь заработали, а уезжать боятся, – степенно рассказывает сельский предприниматель. Ему опасаться нечего – надо работать в поте лица, чтобы три дочери к совершеннолетию стали богатыми невестами с домом и приданым. Не до путешествий.

Деревня по имени Алла находится в верховьях Баргузина, на древнем перекрестке миров. Здесь самые северные из центрально-азиатских степей упираются в горы и подступающую тайгу. Здесь же когда-то бурятские пастухи столкнулись с эвенками, таежными охотниками и рыболовами.

– Мои предки жили неподалеку – через хребет, у самого Байкала, – рассказывает Геркен Васильевич, местный шаман. – В начале XIX века оттуда ушли, поскольку жить стало невозможно. Спиртовозы по льду на север двигались. А где спирт, там и все остальное. Загоняли в долговую яму. Бутылка копейки стоит, а меняли – на соболей. Нет пушнины, выпить хочется – потом принести нужно. А жить в долг – сам понимаешь…

Одет современный эвенкийский шаман в обычные штаны и футболку с иностранной надписью. Мы сидим за столом и пьем молочный чай. На полке блестит пузырек с французским одеколоном Shaman Sport.

– Потом сюда пришли буряты. С Ольхона по льду, из Хоринского района… Эвенки – люди таежные. Охотники, рыбаки. Кучей жить не могли. Народу мало, земли – много. Разрозненно селились. Буряты их начали постепенно притеснять.

У них-то большие семьи. Одна приезжает, другую зовет. Глядишь – уже целая деревня. Постепенно народы смешивались. Буряты часто брали жен-эвенкиек. Смесь получилась гремучая. Сильные шаманы рождались. Даже из книг видно – в Баргузинской долине самый большой список шаманов.

Бурятская культура заметно вытесняет эвенкийскую, большинство эвенков даже не знают языка предков, полностью перейдя на русский и бурятский. А ведь традиции эвенков – невероятно интересные. Их кажущаяся простота позволяла жить в гармонии с природой, не разрушая ее. А многочисленные святые места, по сути, играли роль заповедников – охота в них запрещалась. Когда при советской власти пытались заменить «отсталые» методы «прогрессивными», это зачастую приводило к катастрофе.

– Пахать начали – землю испортили, – сокрушается старый эвенк. – Ветер песок наносит, все разрушается.

– Царизма здесь толком не было, – добавляет шаман. – Что далекая Москва, что Улан-Удэ – людей совсем не касались. Скот держали, детей кормили, рождались,