Лео. Восьмое чудо света.
Ивонна. Злая ты.
Лео. Я не злая, я со вчерашнего дня наблюдаю за тобой, Ивонна, и поздравляю себя с тем, что привнесла малую толику порядка в вашу кибитку. В этом мире есть дети и взрослые. Себя я причисляю, увы, к взрослым. А ты… Жорж… Мик, вы из породы детей, которые никогда не перестанут ими быть, которые пошли бы на преступления…
Ивонна (останавливая ее). Т-с-с… Послушай… (Они замолкают.) Нет. Мне послышался шум подъезжающей машины. Ты говорила о преступлениях… Если я не ошибаюсь, ты даже назвала нас преступниками.
Лео. Плохо же ты слушаешь… Я говорила о преступлениях, которые можно совершить неосознанно. На свете не существует простых душ. Любой деревенский священник подтвердит, что в самой захудалой деревеньке людей одолевают инстинкты, и убийств, инцеста, воровства – всего этого там столько, что городу и не снилось. Нет, я не называла вас преступниками. Напротив! Подлинная преступная натура порой предпочтительнее той полутьмы, в которой вам удобно существовать и которая внушает мне страх.
Ивонна. Мик наверняка пригубил шампанского. У него нет привычки пить. Остался у товарища. Может, уснул. Или ему стыдно, что он не вернулся домой. Я нахожу, что заставить меня провести в тревоге всю ночь и весь этот нескончаемый день – непростительно с его стороны, но, знаешь, не могу считать его преступником!
Лео (подойдя к постели, на которой лежит Ивонна). Ивонна, я хотела бы понять, не смеешься ли ты надо мной.
Ивонна. Что?
Лео (приподняв за подбородок ее лицо). Да нет. Я думала, ты задаешься, играешь какую-то роль. Я ошиблась. Ты просто слепа.
Ивонна. Объясни, что ты имеешь в виду.
Лео. Мишель провел ночь с женщиной.
Ивонна. Мишель?
Лео. Мишель.
Ивонна. У тебя с головой не все в порядке. Мик – ребенок. Ты и сама так говорила минуту назад…
Лео. Это у тебя с головой не все в порядке. Я же сказала: ты, Жорж и Мишель – вы из породы детей, породы опасной, которую я противопоставила породе взрослых. Но Мишель больше не ребенок в том смысле, какой ты в это вкладываешь. Он мужчина.
Ивонна. Он еще не проходил военную службу.
Лео. Из-за слабых бронхов и благодаря министру, моя дорогая. Служба могла освободить его от вас. Ни в коем случае не следовало позволить ему вырваться. Ему двадцать два года.
Ивонна. И что дальше?..
Лео. Ну ты даешь… Сеешь, сеешь, а урожай так и не пожинаешь.
Ивонна. И что же я посеяла? И какой урожай прикажешь мне пожинать?
Лео. Ты посеяла грязное белье, пепел от сигарет, да мало ли что? А урожай таков: Мишель задыхается в вашей кибитке, ему понадобилось глотнуть чистого воздуха.
Ивонна. И ты заявляешь, будто он ищет свежего воздуха у женщин, что он посещает шлюх?
Лео. Узнаю стиль буржуазных семейств. Да ты знаешь, почему Мишель не позвонил? Чтобы не услышать на том конце провода: «Вернись, мой мальчик, папе нужно с тобой поговорить» или какую-нибудь чепуху в этом роде, а следить за порядком в кибитке приходится мне, маньяку порядка, единственному, кто не рядится в буржуазные пережитки. Что такое буржуазное семейство? Я у тебя спрашиваю. Это богатая семья, в которой все чин чином, заведен определенный порядок, есть прислуга… У нас же нет ни средств, ни порядка, ни прислуги. Слуги были, но уходили на третий день. Пришлось мне найти выход, наняв уборщицу, которая по воскресеньям не приходит. Но что касается высказываний и принципов, они по-прежнему живы, наша семья – обломок буржуазного образа жизни! Нас нельзя отнести к артистической среде. Богемный стиль не наш стиль. И как быть?
Ивонна. Что с тобой, Лео… Ты в таком возбуждении…
Лео. Вовсе нет, я спокойна. Но бывают минуты, когда ваша кибитка, ваш обломок переходит границы. Известно ли тебе, почему гора грязного белья вырастает посреди комнаты Мишеля? Что стол Жоржа покрыт таким слоем пыли, что он мог бы делать прямо на нем свои расчеты? Почему в ванной уже целую неделю пробка? Так вот, это потому, что иной раз мне доставляет своего рода удовольствие наблюдать, как вы погружаетесь во все это, как это затягивает вас, и думать, а что будет, если это продолжится… но в какой-то момент мания порядка берет во мне верх, и я вас спасаю.
Ивонна. И ты думаешь, именно беспорядок, царящий в нашей кибитке, подтолкнул Мишеля к тому, чтобы найти другое место… у женщины…
Лео. И не его одного.
Ивонна. Ты имеешь в виду Жоржа?
Лео. Да, Жоржа.
Ивонна. Ты обвиняешь Жоржа в том, что он изменяет мне?
Лео. Я никого не обвиняю. Поскольку я не пользуюсь преимуществами буржуазного образа жизни, то отказываюсь ото лжи, проистекающей из старой и мрачной привычки шептаться и прикрывать двери, стоит только зайти разговору о чьем-либо появлении на свет, состоянии, любви, женитьбе или смерти.
Ивонна. Тебе стало известно, что Жорж обманывает меня?
Лео. А разве ты его не обманываешь?
Ивонна. Я… Я обманываю Жоржа? Но с кем?
Лео. С самого появления на свет Мишеля ты обманывала Жоржа. Ты перестала заниматься Жоржем ради того, чтобы заниматься одним Мишелем. Ты обожала его… была от него без ума, и твоя любовь лишь росла по мере того, как рос Мишель. Они росли вместе. А Жорж оставался один… И ты удивляешься, что он стал искать ласки на стороне. Ты наивно думала, что кибитке положено так и оставаться кибиткой.
Ивонна. Допустим, что все эти безумные предположения верны… что Жорж, не проявляющий интереса ни к чему за пределами своих так называемых изобретений, обзавелся любовницей и что Мишель, который мне все рассказывает, который считает меня своим другом, провел ночь у женщины… Почему ты медлила столько времени, не рассказала мне об этом раньше?
Лео. Я не думала, что ты слепа. Я думала, невозможно этого не замечать, Ивонну это устраивает, она закрывает на это глаза…
Ивонна. У Жоржа могут быть… оправдания… после двадцати лет брака любовь меняется. Между супругами возникает определенное сродство, которое делает некоторые вещи затруднительными, в высшей степени непристойными, почти невозможными.
Лео. Странная ты женщина, Ивонна.
Ивонна. Нет… но я должна казаться тебе странной, поскольку ты смотришь на меня так издалека. Подумать только!.. Ты всегда была красоткой, завитой по моде, одетой с иголочки, элегантной, блистательной, а я пришла в этот мир с сенным насморком, непокорными волосами, мои пеньюары вечно