Двое из персонажей обеспечивают баланс между порядком и беспорядком, который лежит в основе всей пьесы. С одной стороны – молодой человек, чей беспорядок является беспорядком чистейшей воды, с другой стороны – его тетя, чей порядок таковым не является. Я, как мог, придерживался близкой мне линии поведения: оставаться по отношению к произведению вовне, не принимать ничьей стороны и не защищать ни одного из персонажей.
Театральное искусство должно быть не моральным или аморальным, а всего лишь действием как таковым. Во Франции больше не принуждают нас играть в поборников морали, и главной сложностью, которую следует преодолеть, должно стать обретение своего стиля, без каких-либо языковых изысков и утраты натуральности.
Стоит ли добавлять, что персонажи пьесы – плод моего воображения, что я не списывал их с кого-то, кого мог знать? Чтобы обеспечить им подобие жизни, я был озабочен лишь последовательной сцепкой нелогичных обстоятельств. И в этом тембр голоса и особенная повадка некоторых актеров, которых я прочил на роли в моей пьесе, помогли мне в моем начинании.
Предисловие II
(написанное при постановке пьесы)
Представляю вам самую, без всяких сомнений, непростую и самую опасную из всех своих затей. Пришлось запереться в одном из отелей Монтаржи, не обращая внимания на скандал, связанный с постановкой. Должен признаться: я сам стою у истоков этого скандала. Но любой скандал начинает становиться поистине скандальным тогда, когда из здорового и живого, каким он был в начале, он превращается в догму и, я бы сказал, когда он окупается.
После постановок Антуана[2] вошло в норму прибегать к громоздким механизмам декораций, сложным костюмам и утрированной жестикуляции. Мы отдали этому дань. Ныне текст как подтекст и эксцентричная постановка превратились в нечто обыденное. Их требует публика. Так что важно поменять правила игры. Вернуться вспять невозможно.
А вот возобновить отношения с примерами тонкого свойства весьма заманчиво. Помню время, когда бульварный жанр царил во всем. Постановки не были авторскими. Естественность Л. Гитри, Режан[3] была естественностью подмостков, столь же подчеркнутой, как и излишняя выразительность монстров драмы – Сары Бернар, Муне-Сюлли, де Макса[4]. В ту эпоху я воображал себе театр с помощью программок, названий, афиш, выходов в театр моей матери в платье красного бархата. Я представлял себе, что такое вообще театр, и этот воображаемый театр оказывал на меня влияние.
В Монтаржи я попробовал написать пьесу, которая, будучи далекой от того, чтобы послужить поводом для постановки, могла бы послужить поводом для игры великих комедиантов. Я уже давно использовал в своих пьесах декорации, принимающие участие в действии. Дверь, позволяющая несчастью входить и выходить. Стул, позволяющий присесть судьбе. Я не терпел перегруженности. Мне удалось полностью ее избежать. Нужно было сочинить современную и оголенную пьесу, не дать артистам и публике ни одного шанса перевести дух. Я исключил телефон, письма, прислугу, сигареты, окна-обманки, все, вплоть до фамилии, которая ставит персонажей в определенные рамки и всегда несет в себе лишнее. Из этого вышла водевильная завязка, мелодрама, типажи – хоть и целостные, но противоречивые, последовательность сцен – подлинных маленьких театральных актов, – в которых души и перипетии каждую минуту находятся на пределе самих себя.
Не является ли народный театр – театр, достойный публики, которая не судит заранее, – именно таким театром и не знаменует ли он провал сценических произведений, неспособных жить без декоративных уловок?
Пьеса «Трудные родители» была впервые поставлена в театре «Амбассадер» 14 ноября 1938 года.
Действующие лица
Ивонна
Леони
Мадлена
Жорж
Мишель
Декорации
Действие происходит в Париже в наши дни.
Акт I: Комната Ивонны.
Акт II: У Мадлены.
Акт III: Комната Ивонны.
В комнатах семейства царит беспорядок, у Мадлены – наоборот.
Одно обязательное условие: декорации, очень реалистичные, должны быть достаточно прочными, чтобы можно было стучать дверьми.
Лео (Леони) часто повторяет: «У вас дом, где стучат двери».
Акт I
Комната Ивонны. На втором плане слева дверь, ведущая в комнату Лео. На первом плане слева кресло и туалетный столик. В глубине сцены слева дверь в остальные комнаты квартиры. В глубине справа приоткрытая дверь ванной комнаты, судя по всему, она белого цвета и очень хорошо освещена. На втором плане справа дверь, ведущая в прихожую. На первом плане справа открывается вид сбоку на широченную неубранную постель, заваленную мехами, шалями и т. п. В ногах постели стул. В глубине по центру комод. Подле кровати столик с лампой. Люстра на потолке погашена. Там и сям пеньюары. Окна в четвертой стене, подразумеваемой между сценой и зрителями, открыты. Из окон здания, расположенного напротив, в них вливается мрачный свет.
На сцене царит полутьма.
Сцена I
Жорж, затем Лео, затем Ивонна.
Когда занавес поднимается, Жорж с криком бежит от ванной комнаты по направлению к комнате Лео и резко хлопает ею.
Жорж. Лео! Лео! Быстрее… Быстрее… Где ты?
Голос Лео. Мишель подал признаки жизни?
Жорж (кричит). Речь вовсе не о нем… Да быстрее же.
Лео (появляется на пороге своей комнаты, на ходу надевая элегантное домашнее платье). Что случилось?
Жорж. Ивонна отравилась.
Лео (в изумлении). Что?
Жорж. Инсулин… Должно быть, она набрала полный шприц.
Лео. Где она?
Жорж. Там… В ванной.
Ивонна распахивает приоткрытую дверь ванной комнаты и появляется на ее пороге в махровом халате, в ее лице ни кровинки, она едва держится на ногах.
Лео. Ивонна… Что ты натворила? (Бросается к ней через всю сцену, чтобы подхватить ее.) Ивонна!
Ивонна делает знак: нет
Скажи нам… Скажи мне…
Ивонна (еле слышно). Сахар.
Жорж. Я позвоню в клинику. Но сегодня воскресенье, там никого…
Лео. Не предпринимай ничего. Вы теряете голову… Слава богу, я с вами. (Укладывает Ивонну на постель.) Ты все еще не поняла, что после инъекции инсулина нужно что-нибудь съесть, или хотя бы положить кусок сахару в рот.
Жорж. Господи!
Он входит в ванную комнату и выходит оттуда со стаканом воды в руках. Лео принимает у него стакан и подносит к губам Ивонны…
Лео. Пей… Попробуй, через не могу… Расслабься, держи себя в руках. Пока не увидишь Мишеля, смерть тебе не грозит.
Ивонна приподнимается и пьет.
Жорж. Какой я дурак! Если бы не ты, Лео, она бы умерла, я бы позволил ей умереть, так и не поняв, что происходит.
Лео (Ивонне). Как ты себя чувствуешь?
Ивонна (едва слышно). Все случилось так быстро. Но