— Нет. Я ехал из Долины.
— Там всё благополучно?
— Да.
— Хгм… Останешься тут до завтра?
В этом вопросе таилось куда больше, чем простая вежливость, а потому Сюн отвёл глаза.
— Я… не знаю. Дядя поручил мне как можно скорее ехать в Вилмар.
— Пообедай с нами, а там решишь. Голодный, наверное.
Сюн ничего не ответил. Все эти фразы, которые принято говорить заботливому родителю по отношению к сыну, звучали настолько неуклюже, что создавали только неловкость.
— Что ж… — произнёс Венмин и не стал больше навязываться.
Сюн слышал его удаляющиеся шаги и не повернул головы, как вдруг его заключили в крепкие объятия — куда более желанные, чем весь этот нелепый разговор.
— Рад тебя видеть, брат, — хлопнул его по спине Вэй. — А ты подрос.
— Да ладно тебе, — смутился Сюн.
— Мы два года не виделись. А то я не помню, каким ты был. Сейчас уже ростом с меня.
Вэйлин, будучи на пять лет старше, всегда души не чаял в младшем брате. И после ухода матери стал для Сюна спасением — соломинкой, за которую Сюнлин удержался над пропастью. Но когда Вэй подрос, отец забрал его из Долины к себе в столицу, и с каждым годом братья виделись всё реже.
— Я приезжал год назад, но тебя не было, — сказал Сюн.
— Отец часто меня куда-то посылает — в Ванлинде или дальше. И свой, и твой дни рождения я встретил под дождём в седле. Кстати, спасибо за подарок.
Вэй махнул рукой в кожаном наруче, на котором красовалось кленовое дерево со спиралями ветра — гербом их княжества. Вэй что, его и дома не снимает?
Сюн вздохнул:
— Дядя в этом смысле не лучше, чем отец. Нарочно отослал меня накануне годовщины.
Воцарилось неловкое молчание. Годовщина исчезновения матери. Сюн смутно помнил, как тринадцать лет назад вечером он лёг спать в обычное время, а потом его разбудил мамин голос. Ещё было темно, маленький Сюн так хотел спать, а потому сквозь сон даже не понял, что именно она ему говорила.
Наутро Сюн обнаружил, что угли в очаге погасли, ветер громко стучался в приоткрытые ставни, а он совершенно один в пустом холодном доме. Вэй с вечера остался внизу Долины с дядей, но где же мама? Сюн начал звать её — сначала неуверенно и тихо, потом с криком и слезами. Заглянул во все комнаты, за ширмы и занавески, обежал озеро, рощу и пещеру, но мама так и не отозвалась. Вэя очень скоро привёл дядя. А мама не вернулась. Ушла.
В этот же вечер за братьями приехал отец и забрал их к себе, но Сюн рвался домой. Вдруг мама вернётся и не найдёт его там? Будет волноваться. Спустя несколько недель и три побега из резиденции отец всё же уступил и позволил Вэю и Сюну вернуться в Долину под присмотр Аксона.
Сюн тогда ещё не умел играть «Порхание бабочки», а потому бросился забираться по крутому склону сам. Дядя посадил его на спину и поднял на вершину. Сюн спрыгнул, едва стопы коснулись травы, и побежал к дому. Он распахнул дверь с криком «Мама!», но комната смотрела на него холодной пустотой.
Сюн помнил, что заплакал. Его обнял Вэй, а затем их обоих — дядя.
Сюну больше не разрешили там жить. Дядя поселил их у себя внизу Долины. Но Сюн всегда рвался на гору Аи. А вдруг? Вдруг мама вернулась? Приходилось каждый раз уговаривать дядю поднимать его на вершину. И Сюн тогда целый день то бродил по дому, зарывшись в мамины вещи, то собирал эдельвейсы и оставлял в маминой комнате, то сидел у двери и ждал её. Дядя соглашался с каждым разом всё неохотнее. Но к тому времени «Порханию» научился Вэй, и Сюн просил его. Они вместе там сидели.
Но однажды Вэй и дядя сказали «нет». Сюн обиделся и тайком забрался сам по скале, хотя его тысячу раз предупреждали так не делать. Вот только спуститься не мог. А когда начал, то сорвался, прокатился по каменистому склону, и только скалистый выступ, на который Сюн упал, спас его от смерти. Очнулся он уже в лазарете. У его постели сидел Вэй.
Но ни боль, ни раны не могли заставить Сюна перестать ходить к дому и ждать… А потом дом сгорел, и Сюн в гневе и скорби рыдал над пепелищем. Это был последний раз, когда он плакал при ком-то.
С годами пепелище заросло свежей травой, словно там никогда ничего было, словно той жизни никогда не было. Но это неправда. Душевные раны не дадут забыть. Они не зарастают.
— Всё ещё летаешь на гору Аи? — тихо спросил Вэй, и его голос гулко отозвался в пустом зале.
— Иногда, — отвёл глаза Сюн, хоть и знал, что Вэй видит его насквозь.
— Ясно, — глубокомысленно заметил он и добавил уже громче: — Отец прав, оставайся с нами до завтра. Вместе проведём этот день.
В итоге Сюн согласился. В конце концов, с кем ему проводить годовщину, как не с родным братом? Они никогда об этом не говорили, но Сюн знал, что Вэй тоже тяжело перенёс пропажу матери. Повзрослев, он стал много ездить по континенту по делам и наверняка тоже разыскивал её все эти годы. Сюн не был уверен, что идея с западным ветром поможет делу, но дядя отдалил его от ответа на год.
Остаток дня братья провели в разговорах о своих жизнях, но старались не касаться слишком серьёзных тем. Когда придёт время, один будет править Ванлиндом, другой — Долиной. И не будет между землями связи крепче, чем их.
Вечером Сюн лёг спать, не зажигая свечей, а наутро ему в глаза ударил яркий свет больших окон и белизна стен. Сюн поднялся с постели и огляделся. В комнате за прошедшее время ничего не изменилось: тот же столик из красного дерева на треноге, пара стульев, массивный комод, книжный стеллаж, шёлковая ширма и полупрозрачные занавески. Сюн едва ли мог назвать эту комнату своей — просто место, в котором он спал ещё с детства, когда останавливался в резиденции отца.
В окно впорхнула бумажная птица. Вэй звал Сюна перед завтраком поупражняться в фехтовании.
Звон мечей коротким эхом отозвался в пустом зале. Сюн успел обернуться, чтобы принять удар, но контратака не удалась. Вэй в одно мгновение сменил направление и атаковал снова. Инициатива утеряна, теперь бой был односторонним. Сюн перемещался по залу, отбивая удары, но Вэй настигал снова. Справа, слева, сверху