Берроу вцепился в тяжелый кожаный ремень, его взгляд устремился в потолок. С момента возвращения в лагерь он был спокоен. Венёр оставил ему руки связанными скорее из принципа, а вовсе не потому, что боялся нападения. Мари наблюдала за этой сценой, стоя в дверях. Жюстиньен приготовил для Венёра ведро талого снега и последнюю чистую повязку, которая у них была. Пастор Эфраим не вставал с постели. Его дочь стояла рядом с ним, скромно склонив голову и заправив светлые волосы под грязный белый чепец. Стоявший позади нее Габриэль выглядел как телохранитель. Покрасневшие пальцы Пенни на мгновение коснулись пальцев юноши. Жюстиньен надеялся, что двум подросткам повезет и пастор ничего не заметит.
Венёр быстро вдохнул и резко сорвал повязку с бедра лейтенанта. Тот вскрикнул. Сам Жюстиньен подавил рвоту. Края раны изогнулись. Набухшие, пурпурные и гротескные, они напоминали какой-то немыслимый экзотический цветок из теплых стран. Берроу издал стон.
– Что там? – забеспокоился он. – Это серьезно?
– Вам лучше не смотреть, – посоветовал ботаник.
Военный все равно наклонился, выругался, снова уставился в потолок:
– Вы ведь можете что-нибудь сделать, да?
Венёр помедлил, сдвинул очки на нос:
– Я сделаю всё возможное.
Берроу грязно выругался. Пастор даже не стал его за это упрекать. От двери Мари подала знак Жюстиньену и Венёру:
– Вы двое, мне нужно с вами поговорить. Не здесь.
– Минуту, – отозвался ботаник и протянул руку к молодому дворянину: – Немного воды…
С совершенным спокойствием он промыл рану, снова перевязал и вымыл руки.
– Я сейчас присоединюсь к вам.
Когда они оказались вне пределов слышимости, Мари прислонилась к березе и сказала:
– Вы знаете, зачем мы здесь собрались, я полагаю.
Венёр наморщил лоб.
– Я не уверен, что мне это понравится.
Жюстиньен сохранил бесстрастность на лице. Путешественница продолжила:
– Не будем себя обманывать, среди нас есть двое раненых, которые уже не могут передвигаться самостоятельно, и как минимум один из них обречен.
– Мне не нравится поворот, который принимает этот разговор, уверяю вас, – настойчиво повторил Венёр.
– Будьте реалистами, – призвала путешественница. – Есть ли еще надежда у «красного мундира»?
Ботаник провел носком ботинка по замерзшему снегу:
– Он крепкого телосложения и еще молод. У него есть некоторые шансы.
Он нервно протер темные очки рукавом. Мари позволила ему закончить и только потом продолжила:
– Если мы потащим двух калек, то резко уменьшим свои шансы на выживание. Честно говоря, их уже почти нет, что бы мы ни решили.
– Пастор поправится, – стоял на своем Венёр.
– Когда? – воскликнула Мари. – И даже если он встанет на костыль, можете ли вы представить себе, чтобы он доковылял до Сент-Джонса?
Венёр пнул снежную корку:
– Я не бросаю своих пациентов.
Они обменялись взглядами, Венёр и Мари, и еще чем-то, темной, почти осязаемой энергией. Чеканя каждое слово, Мари произнесла:
– Не нам, напоминаю тебе, решать, кому жить, а кому умереть.
– Но это то, о чем ты меня просишь.
Резким жестом, с вызовом, он снова надел очки. Путешественница переключилась на Жюстиньена:
– А ты?
Молодой дворянин размышлял очень быстро. Возможности уклониться от ответа у него не было. Да, это правда, во второй вечер Берроу предложил бросить его одного на пляже. Да, Берроу пытался его убить. И все же… Нет, он не мог вынести англичанину приговор. Однако он также не решился бы пойти против Мари ради помощи офицеру. И Жюстиньен попытался найти компромисс:
– Если они действительно не могут дальше идти, почему бы кому-нибудь из нас не сходить за помощью?
– А кто останется? – усмехнулась Мари. – Ты бы пожертвовал собой, молодой сеньор?
Жюстиньен почесал щеку, почувствовав себя неловко:
– От меня было бы мало пользы. Я плохой охотник и, боюсь, еще худший врач.
– Я так и думала. Венёр?
– Я тебе не доверяю, – возразил ботаник. – Недостаточно для этого.
– Это звучит иронично, – заметила путешественница. – Особенно с твоей стороны.
Воздух между ними вибрировал от невидимого напряжения, которое напомнило молодому дворянину о тех экспериментах с электричеством, которые демонстрировались на парижских бульварах. Жюстиньен снова оказался в стороне. Он прекрасно помнил, что Венёр несколько дней назад вступился за него на пляже. Ему следовало бы присоединиться к мнению одной из сторон. Он бы сделал это, если бы кто-то из них был лучше. Если бы у него еще осталась хоть капля доверия.
– Три дня, – взмолился ботаник. – Дайте мне три дня. Берроу или поправится, или умрет, в любом случае вопрос будет решен.
– У тебя есть два дня, – сказала путешественница.
Желудок Венёра заурчал.
– У нас осталось что-нибудь поесть? – спросил он с ноткой настойчивости в голосе.
– Вчерашняя дичь, – ответила Мари. – Пойдем, я тебе дам немного.
Она взяла ботаника за плечо с неожиданной заботой и повела обратно в хижину. Тем временем Жюстиньен отправился проверять свои силки.
Оказавшись один в лесу, он почувствовал великую тишину снега, простирающегося вокруг него. Возможно, ему стоило опасаться, что кто-то или что-то может напасть на него здесь, вдали от лагеря. И всё же он не мог бояться по-настоящему. К нему без труда возвращались черты другой жизни, прежнего существования, когда он водился с браконьерами, промышлявшими в Бретани. Уже в тринадцать или четырнадцать лет Жюстиньен научился вместе с ними любить спокойствие леса, эту зеленую гавань вдали от вспышек гнева своего отца. Будучи сыном маркиза, он практически ничем не рисковал, расставляя ловушки в лесу. Однако, как и другие, напрягал слух, чтобы не дать застать себя врасплох. Это добавляло азарта игре, приключениям, а позже… Он сделал паузу, вдыхая запах зимы. На кожаном шнурке у него на поясе уже висели два зайца. Насколько хватало взора, мир был покрыт белыми деревьями. Словно охваченный головокружением, он вдруг захотел заблудиться, никогда больше не возвращаться в лагерь, позволить холоду и лесу забрать его. Порыв был столь сильным, столь внезапным, что ему пришлось прислониться к дереву и просунуть пальцы в кору. Белизна снега ослепила его. Он закрыл глаза, позволяя яркому свету сделать его веки полупрозрачными. Мари была права: одиночество опасно. Он заставил себя оставаться неподвижным, пока желание наконец не миновало.
У следующей ловушки его опередил хищник. Осталась только заячья лапка, кусочек шерсти и маленькое созвездие капелек крови. Жюстиньен присел на корточки, пытаясь обнаружить следы животного. Чуть дальше заметил красную вмятину в снегу. Отпечаток руки. Жюстиньен быстро поднял воротник и вернулся в хижину.
Утром Венёр, чтобы снять жар, напоил Берроу настоем бересты за неимением хинного дерева. Затем начал