Мари сохраняла спокойствие:
– А почему, по вашему мнению, беотуки пошли на такой риск, убив двоих наших? Зачем им такие постановки?
Берроу пожал плечами:
– Они думают не так, как мы. Если и правда кто-то пришел со стороны, как уверяет мальчишка, то кто же еще мог быть, если не они?
– Возможно, другие выжившие после кораблекрушения? – предположил пастор Жессю.
«На пляже возле места крушения пропали тела», – вспомнил Жюстиньен. И в этот самый момент все думали об одном и том же, не нужно быть великим мудрецом, чтобы догадаться об этом. Жюстиньен нервно заправил прядь волос за ухо. Венёр подхватил мысль:
– Но почему? Я имею в виду, если есть и другие выжившие, почему они не присоединились к нам?
– У них были счеты с двумя нашими несчастными товарищами, – предположил пастор.
Ботаник закусил ноготь:
– Нет, совпадение было бы слишком большим. Франсуа был охотником из Бобассена. А Жонас, я полагаю, фламандский моряк, который никогда по-настоящему не путешествовал по суше. Маловероятно, что эти двое встречались прежде, а тем более – что у них есть общие враги…
Пастор открыл рот, хотел что-то сказать, но тут же его закрыл. Движение это было настолько коротким, что никто, кроме Жюстиньена, вероятно, его не заметил.
– Я же вам сказал, дикари, – фыркнул Берроу. – В итоге мы всегда приходим к тому же.
– Вы просто одержимы… – вздохнула Мари.
Жюстиньен потихоньку отошел от группы. Он не желал снова вступать в спор, но про себя отметил, что никто почему-то не задался вопросом, как кому-то, пришедшему со стороны, удалось убить посреди ночи двоих, оставшись при этом незамеченным. Нет, остальные члены группы, казалось, только испытали облегчение от мысли, что виновником мог быть незнакомец, а не один из них. Это было почти комично. Жюстиньен поморщился. Его растущая борода раздражала кожу, как и пропитанная солью одежда.
– Это океан! – вдруг воскликнула Пенитанс.
– Не вмешивайся, – приказал ей отец.
Девчушка впервые ему не подчинилась. Она продолжила говорить, будто не в силах остановиться, ее голос был искажен страхом:
– Что-то или кто-то рождается из океана, из тени, из тумана. Это не человек. Вы не понимаете? Нам нужно уйти с пляжа, быстро, как можно скорее. Здесь мы все обречены.
Она закрыла лицо руками.
– Возьми себя в руки, – грозно прикрикнул пастор, сжимая кулаки.
– Успокойтесь, преподобный! – вмешался Венёр. – Она потрясена, вы не видите?
– Это моя дочь. Это моя обязанность – заботиться о ней.
Пастор с видом собственника встал перед девочкой-подростком. Пенни отшатнулась так резко, что, казалось, порыв ветра мог бы опрокинуть ее.
Мари подошла к мертвецу, стащила с него бушлат и протянула его девочке взамен поношенного пальто. Пенни мгновенно схватила его и прижала к себе. Отец сурово на нее взглянул и произнес сухим голосом:
– Ты не должна носить одежду другого пола.
– Вы здесь не перед своей паствой, преподобный, – ответила Мари. – Я не позволю этой девочке замерзнуть ради соблюдения закона… Одному Богу известно, из какого дремучего уголка Новой Англии вы прибыли…
Застыв от негодования, священник напомнил:
– Как уже говорил покойный Франсуа из Бобассена, вас никто не назначал начальником этой экспедиции.
– Это не экспедиция, – парировала Мари, не моргнув. – Мы просто пытаемся выжить.
Она сняла с мертвеца шапку и бросила пастору:
– Держите. Это наконец согреет вас и заставит вашу нелепую шляпу держаться.
Марсового не стали хоронить. Ограничились тем, что положили тело на дно пещеры, после чего отправились дальше вдоль пляжа. Жюстиньен оставил себе гарпун. Не то чтобы он действительно умел им пользоваться. При необходимости он больше доверял пистолету на поясе или ножу в ботинке. И еще… В лучшем случае он был просто достойным стрелком, и неизбежные драки, в которых он принимал участие, часто оборачивались ему во вред. Его главным качеством как в бою, так и в других злоключениях была особая терпимость к боли.
Как правило, он проявлял свой талант только в бесполезных вещах. Когда-то он увлекался философией, в основном из-за интеллектуальной игры, которую обеспечивала эта дисциплина. Когда был моложе, в Бретани, ему нравилось кататься на яхте вдоль побережья. И хотя он легко лавировал между течениями и подводными камнями на своем одномачтовом паруснике, он никогда бы не сделал карьеру во флоте. Прежде всего потому, что его отец, в то время еще проявлявший заботу о нем, никогда бы не позволил своему единственному наследнику стать мореплавателем. Но главным образом по той причине, что сам де Салер был слишком щепетилен в вопросах власти, в том числе той, которую мог бы применить к другим. Уехав в Париж, он больше не думал об этом.
Однако сегодня, на этом пляже на краю света, к Жюстиньену вернулись воспоминания о тех гранитных берегах, чуть менее холодных и менее враждебных. Ньюфаундленд, конечно, не походил на его родину – Бретань. И всё же с тех пор, как он очнулся на сером песке, его не покидало ощущение дежавю, неприятные, мимолетные впечатления, как будто один берег отзывался эхом с берега другого. Две стороны океана разговаривали друг с другом, обменивались мифами и снами. Однажды вечером на крошечном островке неподалеку от Финистера он услышал вариацию легенды об Исе. История города, покрытого океаном, куда можно попасть всего два раза в год, в дни равноденствия во время отлива. Этот город никогда не всплывает в одном и том же месте побережья. Каждый раз, появляясь из воды, он предстает во всем своем былом великолепии, с серебряными колоколами на вершинах башен, с дворцами, украшенными перламутром и жемчугом. Тогда можно войти в город и тут же оказаться в водовороте празднеств и балов, которые продолжаются там более тридцати лет, но в нашем мире – всего на одну ночь. Утром неосторожные жертвы его чар будут найдены мертвыми на берегу, с истощенными телами, преждевременно состарившимися лицами и раздутыми ртами, набитыми ракушками и еще живыми морскими уточками.
Порыв ветра растрепал длинные спутанные волосы молодого дворянина и принес с собой пьянящий сладковатый аромат, впитавшийся в шерсть бушлата, одежду покойного, сохраненную Пенни.
Жюстиньену захотелось выпить, и желание неожиданно полностью овладело им. Он уже считал, что смог немного унять свою страсть, но теперь она возвращалась с прежней ненасытностью, сушила горло и заставляла руки трястись. Ему хотелось вдыхать алкоголь, чтобы аромат ликеров перебил соленый запах пляжа и стер горький