– Ложитесь спать, – предложил он Венёру усталым голосом. – Я подниму вас в конце вашей смены.
Ботаник с сомнением посмотрел на него:
– Вы уверены?..
– Держаться на ногах? Наконец… бодрствовать? Да.
Жюстиньен постарался изобразить на своем лице бодрое настроение. Венёр смерил его взглядом.
– Позовите меня, – настаивал он. – Если вы почувствуете себя плохо, устанете или…
– Все будет хорошо, – прервал его молодой дворянин. – Я без колебаний обращусь к вам за помощью в случае необходимости.
Венёр протянул ему скрученные листья, похожие на жевательный табак, но не имевшие ни вкуса, ни запаха табака.
– Это поможет от дурных снов, – просто сказал он.
Жюстиньен кивнул. Венёр пошел прилечь.
Оставшись один, де Салер стал вглядываться в океан, словно проверяя, не выйдет ли тот за свои пределы. Детский ужас, абсурдный кошмар, преследовавший его той ночью на этом чужом берегу. Его пальцы, словно обладая собственной волей, продолжали двигаться – копались в песке, выстукивали бессвязный ритм по бедрам. Жюстиньен хватал себя за запястье, чтобы это остановить. Ему следовало сосредоточиться на вполне реальных опасностях момента. Стоящий позади лес, в котором обитало достаточно хищников, чтобы уничтожить их маленькую группу. И, конечно же, холод. С тех пор как Жюстиньен впал в немилость и оказался в самой холодной из известных ему стран, он стал испытывать особое отвращение к холоду. Однако еще большее недоверие он питал к людям. К этой разношерстной группе выживших, которых судьба свела здесь. В отличие от многих философов, молодой дворянин не считал, что трудности и дикая природа делают людей лучше. Пожалуй, только пастор не вызывал у него опасений. Абсолютно никакого доверия не внушал Берроу, этот английский офицер, слишком усердно собиравший оружие. Лесному бегуну было сложно принять авторитет Мари. Ботаник Венёр тоже не скрывал своего негативного отношения к ней. Даже самому Жюстиньену становилось не по себе в ее присутствии. Не говоря уже о том, что он до сих пор не выяснил, почему она следила за ним в Порт-Ройале. Жюстиньен почесал зудевшую кожу на голове. Постарался успокоить дыхание и привести мысли в порядок.
Испытания не объединяют людей. У Жюстиньена были все основания так считать. Откуда может быть нанесен первый удар? Что станет первой искрой?
Пальцы Жюстиньена погрузились в песок, и это прикосновение отчасти успокоило его. Он устремил взгляд в темноту побережья. Д’Оберни прибыл сюда, чтобы потеряться, просто чтобы провести контур этого побережья, начертить линию черными чернилами на пожелтевшей белой бумаге. Де Салер никогда не встречался с картографом, не знал ни его лица, ни голоса, ни телосложения. Однако чувствовал, что в каком-то смысле знаком с ним. Ведь он уже встречал подобных ученых путешественников в парижских салонах. Эти мудрецы готовы отправиться на край света, чтобы проследить путь планеты, зарисовать новый цветок… Он вспомнил, с каким сиянием в глазах они рассказывали о своих будущих приключениях. Этот блеск был ярче, чем на празднике или после алкоголя. Без сомнения, и д’Оберни был в свое время одержим этой страстью. Неизвестно, сохранилась ли она до сих пор.
В конце пляжа берег упирался в скалы, которые на фоне ночи создавали насыщенную область мрака. Жюстиньен нервно перебирал свои длинные волосы, которыми когда-то в Париже так гордился, а теперь в его пальцах они напоминали птичье гнездо. Он вздохнул, и от ледяного воздуха у него защипало ноздри. Ученые со всей Европы, без сомнения, дорого бы заплатили, чтобы оказаться на его месте. Но сам он этой ночью был готов продать душу, лишь бы убраться поскорее отсюда. Время тянулось медленно, пока не пришла Мари, чтобы сменить его.
Прежде чем снова лечь спать, Жюстиньен принялся жевать подарок Венёра. И с этогомомента его больше не волновал вопрос, стоит ли доверять ботанику. Сок растения оставлял горький привкус на языке. На этот раз Жюстиньен погрузился в сон без сновидений.
Утром лесной бегун был мертв.
5
Труп ждал их чуть дальше, на берегу, среди тумана и чаек. Мари выстрелила в воздух, чтобы отогнать птиц. Жюстиньена тошнило, он вцепился в Венёра, и его вырвало на песок. И хотя он неплохо выспался, тело болело сильнее, чем накануне, а по алкоголю он тосковал больше, чем по еде или приличной постели. Де Салер прищурил глаза, вытер рот рукой. Кислый привкус рвоты пристал к его языку.
Лесной бегун лежал на спине, глаза его закатились, одежда была порвана в клочья. Поперек туловища зияла рана, потрескавшаяся от засохшей крови. При жизни он обладал природной силой. После смерти напоминал выброшенного на берег левиафана, уже обмякшего и дряблого, с побелевшей плотью. Его рот был до отказа забит какой-то темной массой мелких ракушек, вероятно морских уточек, то приоткрывавшихся, то лениво закрывавшихся.
Пенитанс опустилась на колени рядом с траппером, и ничто не нарушило серьезности ее лица. Она закрыла ему веки. Внезапно что-то шевельнулось в желудке зверолова. Пастор оттащил свою дочь назад. Зловещим стадом десятки темных крабов вылезли из чрева мертвеца, все еще липкие от его крови. Они устремились на пляж, пересекли лужу рвоты Жюстиньена, не обратив на нее внимания. Тот мгновенно отпрянул назад, избегая их. Позади него закричал Габриэль.
Парень орал без остановки, а крабы тем временем расползались по пляжу. Почему их было так много? Глаза Жюстиньена раскрылись от удивления. Мальчишка кричал изо всех сил. Марсовой Жонас выругался на неизвестном Жюстиньену языке, накинулся на паренька, встряхнул его и приказал замолчать. Он уже собрался ударить его, но Венёр вырвал у матроса жертву, завернул в свое пальто с длинной бахромой и обнял. Габриэль пытался освободиться, но ботаник шепнул ему на ухо несколько слов. Тот немного успокоился.
Офицер Берроу почесал лоб, из-за чего его вязаная шапочка с помпоном приподнялась.
– Не следует ли… произнести молитву или…
Он рефлекторно повернулся к пастору. Тот сухо заявил:
– Молитесь за живых, а не за мертвых. В любом случае смерть – это мирское дело.
Он вытащил из-под обломков шляпу, которая оказалась ему слишком велика, откинул ее назад, пожал плечами. Последний краб с хрустом выбрался из тела. Тыльной стороной рукава Жюстиньен вытер остатки рвоты с подбородка. Едва он успел прийти в себя, как Венёр перекинул ему на руки Габриэля:
– Позаботьтесь о нем.
Мальчик уцепился за молодого дворянина, как будто от этого зависел его рассудок. Жюстиньен с радостью бы отказался брать на себя эту ответственность, но не знал как. Он остался стоять с опущенными руками,