А потом спустилась ночь, увлекшая в роскошные покои под полог обширного ложа.
– Ты ведь понимаешь, что делаешь? – все еще сомневался Раджед, боясь хоть как-то навредить Софии или напугать ее. Но она только мотнула головой.
– Да! Если бы не понимала, то не пришла бы. Я здесь. Я всегда буду здесь, с тобой.
И она сама потянулась к пуговицам его рубашки, а он – к легким застежкам ее платья.
– София…
Они были обнаженными, одежды смешались в переплетениях парчи и хло́пка двумя яркими полосами художника-абстракциониста. Ночь раскрыла кобальтовые крылья, ночь установила свои законы в опочивальне, заставившие позабыть запреты дня. Во мраке слишком отчетливо тянулись отовсюду цепкие лапы погибели, окаменения, исчезновения. И против смерти выступала страсть, рожденная из великой нежности. Два человека, два смертных существа, разделенные мирами на семь лет, они обрели друг друга.
Он тянулся к ней, упоенно распластанной в немом удивлении на лазурном шелке простыни и покрывала. Молодое тело трепетало под уверенными прикосновениями длинных мужских пальцев, исследовавших каждый контур, каждый штрих. София вздрогнула, покрываясь стыдливым румянцем неуверенности, и вопросительно стиснула его запястье.
Раджед застыл и даже слегка растерялся. Он вдруг понял, какая между ними разница в возрасте, и как будто ощутил неведомую ответственность. Понимала ли до конца София, что происходило? Она смотрела спокойно, но не отрешенно.
Она была уже взрослой – это Раджед понял. Тайна любви и страсти не скрывалась для нее пугающей завесой загадки. Но София все еще не познала ее на опыте. Впрочем, легкая дрожь в ее руках исчезла, когда Раджед ласково прильнул к ее губам. Только теперь он сомневался… Никогда не колебался, вечно жадно празднуя такие победы. А теперь сомневался, точно впервые приоткрыл запретные чертоги. По-настоящему любил он впервые.
– Ты ведь не боишься? – спросил Раджед.
Но София загадочно улыбалась и смотрела на него сквозь темноту, точно древняя богиня-праматерь.
– Нет. Ничуть, – успокаивающе ответила она.
И время иссякло, растворилось вместе с разбитыми часами. Где-то в тронном зале установил свои правила парадоксов восстановленный из праха портал. Шрам на зеркале зарос сиянием ослепительных искр.
Так встретились два мира, так отгоняли гибель. И лишь короткая ночь не требовала ничего объяснять, погруженная в невесомость далеких созвездий, когда сплетались пальцы и поцелуи покрывали тонкие ключицы. И трепетало шорохом травы юное тело, словно в те времена, когда Эйлис заполняли сочные луга, когда колосились поля, плавясь под знойными лучами. Прошлое, будущее, настоящее закружились единой фигурой вне пространства и запретов, словно узор, меж строк которого многообразием и буйством цветов притаился истинный смысл всех вещей. И где-то на краю Вселенной изошел протяжный вздох, как будто погасли тысячи галактик…
Утром Раджед и Софья проснулись в объятиях друг друга. Они лежали, прильнув щеками, как сиамские близнецы. И долго не хотели до конца просыпаться, зарываясь в волны растрепанного ложа.
Тогда, видя улыбку Софии во сне, Раджед снова заметил когда-то так пленившие его черты наивной девушки. Но теперь рядом с ним спала в сладкой неге взрослая женщина – неуловимая перемена короткой людской жизни.
Она приоткрыла глаза, обвивая его за шею податливыми мягкими руками. При свете дня София на миг вновь испытала неловкость, потянув на себя одеяло, но вскоре только негромко рассмеялась.
Они прижимались друг к другу, ласково гладили лица, волосы… все теснее соприкасались, словно так пытаясь до конца поверить, что все еще вместе. И снова тонули в невероятной нежности. Даже страсть была не нужна, для нее осталась хмельная ночь, из которой туманно, но отчетливо доносились свежие воспоминания, что все еще казались нереальными, ведь слишком стремительно выстраивался черед событий.
Они молчали и лишь улыбались. Раджед целовал ее ладони, запястья, плечи… А она смеялась от нежданной щекотки, но вновь притягивала его к себе, одними губами шепча:
– Не уходи! Пожалуйста, только не уходи…
– Я никуда не уйду. У нас еще целая вечность, – отвечал он.
И если бы не неизбежная горькая ложь этих слов, то ничто бы не омрачало счастья долгожданной встречи. Никогда прежде Раджед не испытывал подобного, никогда не наслаждался от чистого сердца.
Четыреста лет он медленно обращался в камень, не умея любить. И почти смирился с этой участью. Но ныне все переменилось. И не за одну ночь, а за долгие семь лет разлуки. Вечность листала страницы дней, они исчезали в ее глубине, и вот из омута поднялся сияющий жемчуг.
– Мне двадцать три… Эльф был прав, когда рассказывал тебе, что шестнадцать и двадцать – это практически разные эпохи, – говорила София, когда они разомкнули объятия.
Она стояла у окна и спокойно одевалась в длинное небесно-голубое платье с пышными крыльями рукавов и серебряной вышивкой на корсаже. Теперь она принимала все подарки. Или даже распоряжалась ими, точно хозяйка. Нет, иначе: она догадывалась, что Раджед любуется ею, и она больше не сопротивлялась его восхищению.
– Семь лет… Уже семь лет! – Он всплеснул руками, застегивая ворот рубашки. – Он говорил немного иначе… Но выходит, что это правда… Семь лет… Кстати, а как там твоя сестра?
Он спохватился, вспоминая, какую неприятную для обоих тему посмел затронуть. Может, стоило обговорить все это накануне? Вспомнить все грехи льора, однако она не стремилась тогда, не отреагировала болезненно и теперь, спокойно отзываясь:
– Ей уже десять, она ходит в школу.
Разговор казался каким-то сухим после всего, что случилось накануне. Раджед озадаченно поднял глаза, с огромным трудом все же заставляя себя произнести эти тяжелые слова, точно показывая позорное клеймо:
– Скажи, ты простила тот случай семь лет назад? Я поступил, наверное, ужасно.
– Нет, не простила, – ответила София, однако ее умиротворенная улыбка совершенно не подходила, казалось бы, беспощадному вердикту. – Я дурной, наверное, человек: я не умею ничего прощать и забывать.
– Как же тогда… Почему тогда ты пришла? – растерялся окончательно сбитый с толку Раджед, коря себя. Стоило бы накануне все обговорить. Отныне обратного пути не существовало. И если бы вновь пришлось расстаться с ней, он бы наверняка окаменел меньше чем через сутки.
– Я не простила, но… я полюбила тебя. – София обезоруживающе кротко улыбалась. – Мы все меняемся. Каждый раз мы уже новые. Я полюбила тебя другого. Ты ведь изменился.
– Ты тоже, – признал льор. И в тот миг окончательно рухнула стена их прошлого глухого непонимания и нежелания выслушать друг друга. А ведь объединяло их больше, чем