Душа мира - Мария Токарева. Страница 62

за все! Неужели ты пришла? После всего… что я натворил. Все проклятая башня, я словно сошел с ума. Но я не оправдываюсь. София! Ты ведь ненавидела меня, – вспоминал все неурядицы и бессмыслицы Раджед, всю ту боль, что они причинили друг другу когда-то давно, в прошлой жизни.

– Сначала я ненавидела тебя. Очень ненавидела, – опустив голову, подтвердила София, отойдя на пару шагов. – Не хотела слушать, как ты негодуешь. Я не хотела быть призом в твоей игре. – Она почти всхлипнула, словно едва овладевая поднявшейся бурей воспоминаний и противоречий. – Я думала, что я для тебя только приз. Может, тогда так и было.

Она сжала у сердца руки и словно отстранилась. Казалось, она совершенно не простила его.

– Нет… Я… Я страдал… Это правда! София! Это правда! – сбивчиво шептал и восклицал Раджед, но боялся приблизиться к ней, неосторожно притянуть к себе, точно в таком проявлении своих желаний он вновь напомнил бы того тирана, который уже давно умер в нем.

Время застыло в невесомости, пока София рассказывала:

– Потом я понемногу начала слушать все, что ты говоришь. Иногда я боялась, что ты придешь мстить, хотя с годами ты все реже говорил о мести. Но ты вспоминал меня… – Лицо ее вновь светлело безмятежностью. – Я не знала, что думать. Но я слушала. Себе ты не лгал. Не лгал и своему другу. Ты менялся. Понимал что-то… Я росла, отчего-то все меньше боялась тебя, тоже все больше понимала что-то.

Внезапно на глазах ее выступили слезы, она сама вновь приблизилась к опешившему Раджеду. Пряча лицо у него на груди, обвивая пальцами плечи, перебирая длинную гриву волос, она исступленно продолжила:

– Когда тебя ранили, я это видела. Тогда мне вдруг стало так страшно, что я больше никогда не увижу тебя, не услышу! Почему страшно? – Тяжелые вздохи сменялись короткими улыбками, она все плотнее прижималась, словно пряталась. – Тогда я только удивилась, но… Я вела свою обычную жизнь и не могла попасть сюда. И тем не менее мне казалось, что мир пустеет, словно я в нем лишняя, словно избегаю чего-то и поэтому не испытываю счастья. Я вдруг поняла, что без тебя мой мир опустеет!

– София… – выдохнул Раджед. – Все священные самоцветы мне свидетели, София! Прости меня!

«Даже если это не ты… Нет, это ты! Почему я сомневаюсь? Для любви нужна смелость! Не хитрость, как я думал раньше, а смелость. Я верю, что это ты», – разрушил свои последние колебания Раджед. Ни один злокозненный враг не сумел бы подделать Софию: не хватило бы мастерства, искреннего понимания всего, через что они прошли за семь лет разлуки.

Она неуверенно дотрагивалась протянутыми ладонями до его лица, проводила по щекам, волосам. Он глядел на нее в оцепенении, с трудом убеждаясь: не видение, не наваждение измученного рассудка. Она стала еще прекраснее.

Дрожь постепенно проходила, словно после лютой грозы сквозь черно-свинцовые тучи проступало чистое яркое небо. Они долго рассматривали друг друга, точно впервые узрев по-настоящему.

Не договариваясь, потянулись друг к другу. Поцелуй был неправильным, коротким. Они едва касались друг друга, будто опасаясь, что все растает лучащимся сном. Он целовал ее округлые скулы, края губ… Она улыбалась, прижималась мягкой бледной щекой к его щеке, точно стараясь слиться. И они, упоенные этой нежностью, как будто исчезали, становясь двумя отсветами стремительно несущихся сквозь пустоту комет.

А потом до самой ночи говорили о чем-то, о сущих мелочах, и держались за руки. И сначала оба испытывали неловкость, словно узнавали друг друга заново. Но потом говорить стало легко и даже весело.

Оказалось, что оба любят красный и золотой в палитре, да еще небесно-синий. Но зато София терпеть не могла излюбленное льором крабовое мясо. Впрочем, он обещал развеять это заблуждение, доказывал, что в своем мире ей просто не довелось по-настоящему оценить деликатес. С каждым словом они все больше убеждались, насколько похожи.

Раджед растерял всю свою тягу к напыщенности, а София сделалась смелее, расспрашивая о случайных вещах, об Эйлисе, непринужденно рассказывая что-то и о себе. На этот раз не требовалось долгих экскурсий по башне: они не покидали каменную террасу. Их окутывала радость, казалось, не существовало никакой угрозы окаменеть, никаких врагов и сотен иных горестей. Мир застыл единым прекрасным мгновением встречи.

Однако сквозь веселый смех и несерьезные споры проступала неуловимая грусть, даже надломленность, словно София тоже что-то скрывала. Раджед поклялся себе, что он избавит ее от бремени любой страшной тайны.

– Значит, ты уже окончила университет? – спрашивал Раджед, не совсем понимая, как живут на Земле. Впервые он по-настоящему интересовался всеми тонкостями быта ячеда с другой планеты.

– Да, у нас все быстро, – бойко отзывалась София. – Пять лет – это еще долго.

– Для нас время течет так же, не быстрее и не медленнее. Это были бесконечные семь лет, София.

– Я знаю… Знаю, – кивнула она.

– Как тебе все-таки хватило смелости вернуться? Здесь настал такой хаос. – Раджед опечалился, хотя еще минуту назад они беспечно рассказывали друг другу не то о любимых цветах, не то о любимых блюдах. Случайные мелочи из жизни друг друга внезапно обретали едва ли не потаенный сакральный смысл.

– Хаос и на Земле. Войны не прекращаются, наверное, ни в одном из миров, – ответила предельно серьезно София и с грустной улыбкой продолжила: – Но давай хотя бы сегодня остановим время.

– Хотя бы для нас двоих, – вторил ей льор, привлекая к себе. – Ты, наверное, устала. Может, приготовить гостевую комнату? Или тебе пора возвращаться домой?

Раджед встрепенулся, когда сумерки скрыли последние лучи заката. Он бы отпустил, пусть и ценой новой боли расставания. София улыбнулась и твердо ответила, стиснув его руку:

– Радж, я вернулась. К тебе.

Мир расплывался от дурманящего тумана, который, как показалось, заполнил все пространство террасы. Осел на каменной скамье, цветах и вазонах, порожденный словами той, которую льор ожидал семь лет.

– Ты… ты не собираешься уходить? Никуда? – в замешательстве прошептал Раджед. Дыхание перехватывало, сердце пропускало удары.

– Никуда. Я пришла к тебе, – повторила София, победно улыбаясь.

Они пристально посмотрели друг на друга… Не хотелось больше ни говорить, ни мыслить, ни строить догадки. Все было обдумано за семь лет. Все рассказано. Они вдруг окончательно поняли, что стоят друг перед другом, да не во сне – наяву.

Они вдруг осознали, что имеют право на настоящий поцелуй – страстный, долгий, мучительно-сладостный до безумия. И не на один… И еще… Еще… До изнеможения, пока вокруг танцевали лепестки облетавших желтых роз. Им на смену по воле волшебства расцветали