В умах их не жило ничего, кроме жажды борьбы, и они не собирались вступать на путь эволюции, изобретая лишь все более совершенные способы уничтожения врага. Одни звались варварами, другие – организованным королевством, хотя слишком немногим различались в своей жестокости.
Сумеречный Эльф прибыл в их мир, испытывая отвращение к живому и жизни. Что он ощущал? Только тьму в себе. Те страшные полосы, которые ознаменовывались чередами жестоких убийств. После нее прореза́ли ножом боль, раскаянье. Но ныне он не собирался щадить никого.
Короли вели армии на борьбу, разрушение. Правители внушали боевой дух воинам, распаляя горячие сердца лживыми речами. На самом деле за всем их величием лежали властолюбие и корысть, ради которой они отправляли людей проливать кровь, расчленять плоть, ломать судьбы и едва начавшиеся жизни.
«Видимо, таков закон Вселенной: не успеет ознаменовать своим пришествием на планету человек, он уже вынужден поганить окружающий его ослепительный, неповторимый мир, – зло рассуждал Сумеречный Эльф. – Он уже забывает об истинной красоте, непререкаемых идеалах, забывает и о том, что он часть мира. А когда сознает – уже поздно: в его сознание слишком глубоко впитался яд эгоиста».
Небо наливалось багрянцем. Сотни коней топтали землю. Их тяжелые копыта оставляли глубокий рубец на измученной почве – той, что могла даровать сочные колосья; той, что зеленела каждую весну новой травой, приглашала под прохладную сень деревьев – ее верных сыновей, что не оставят мать, не предадут самих себя. Природа хранит равновесие, оно вечно, но невозможно хрупко…
Сталь врезалась в сталь. Озверевшие глаза встречали такие же взгляды. Различать, где свой или чужой, могли лишь по грубой форме, доспехам. Есть войны освободительные или оборонительные, почти праведные. Но иногда борьба превращается лишь в бессмысленную стычку хищников, делящих территорию.
Ритуально заплетенные космы варваров трепал ветер, лезвия мечей жадно пили кровь. Арбалеты противников не уставали пробивать чьи-то доспехи, плотоядно разрывая сердца. Над полем брани клубился дым, каждый миг поднималась в туманное небо вместе со стоном чья-то душа. Барабанные перепонки устали от команд и скрежета. Каждый раз убеждали, что это будет последняя битва, что победитель завладеет всем. Но истинного победителя не случалось, и приходилось продолжать да продолжать – и так до скончания веков…
Сумеречный Эльф зловещим незнакомцем наблюдал с утеса. Его не замечали. Бледные губы его выделялись четким профилем; глаза как у безликой тени прятал густой блик капюшона. А внизу люди, обычные люди, не отягощенные никаким проклятием, не обреченные на вечные страдания, разрубали друг друга на куски. Вечные распри не давали взглянуть на небо.
«О! Небо! Как прекрасна твоя недосягаемая вышина, какой неясный трепет ощущает сердце, когда влажные глаза пронизывают твою прозрачную глубину. Но на земле…» – взывали осколки светлой части сознания Стража. Однако небо тоже безмолвно созерцало разверзшийся черной бездной хаос.
Жестокость сражения достигала пика. Сумеречный Эльф недобро улыбнулся и метнулся черной птицей смерти вниз. Упругие крылья поддерживал ветер, горделивый взгляд зрачков отражал редкие лучи.
Через мгновение меч сверкнул в его руке – и все сгинуло в темноте. Не осталось ни звуков, ни света, ни времени, ни пространства – только зло. Тьма питалась сотнями смертей обреченных – тех, кто и так остался бы на поле боя. Но если в обычном состоянии Сумеречный Эльф лишь скорбно наблюдал, то ныне он вмешивался в ход истории одного из миров. Почти беззаконно, ведомый лишь жаждой крови. Он мог бы испепелить всех щелчком пальцев, но вместо того алчно рубил и пронзал, вращая мечом. Кое-кому он даже позволил вступить с собой в поединок, чтобы лишний раз показать свое превосходство.
– Это смерть пришла за нами! Сама смерть!
– Серебряный ужас! Ужас в пору Серебра!
– Ужас без имени!
Разрозненные крики поглощал ветер. Вечные враги начинали понимать, что в их борьбу вмешалась третья сила, древняя и страшная.
И тогда против него объединялись две армии, два заклятых врага. Но ничто не сулило спасения от неудавшегося Стража Вселенной. Ни острый клинок, ни меткий выстрел арбалета не сдерживали монстра.
Его покрывала кровь людей, он с наслаждением впитывал ее аромат, слизывал с губ, словно вампир, даже впивался в чьи-то шеи зубами. Он почти не осознавал себя: разум заполняла единая тьма, что навеки сковала его родной мир. Его зло, его проклятье. Но в те мгновения он питался вседозволенностью кошмарной свободы. Почти ничто не сдерживало, никакие обещания и ответственность. Вместо звуков осталась единственная песня его меча в буре клинков, она звучала громким воем, яростной музыкой уничтожения.
Темный смеялся, и от каждого его возгласа воздух наполнялся морозным ветром, а по испепеленной земле стелился иней. И некоторые жертвы застывали ледяными изваяниями.
Много же веселья в тот день получила тьма, много страданий причинила. Не нашлось никого, кто сумел бы остановить ее, сдержать, рассеять… Ни один воин не выстоял бы в поединке против неудавшегося Стража Вселенной, который сделался не ее хранителем, а проклятьем, самой главной опасностью. Разве только тьма не умела управлять линиями мира. Оставалась слепа для этого сияния, однако же ей хватало одного старого меча, чтобы ад сражения показался блаженством пред лицом того, что вершил темный Сумеречный Эльф.
– Надо уходить! – кричали уцелевшие.
– Бежим!
– Спасайтесь!
Тени людей носились по полю брани. С ним уже не пытались сражаться. Уцелевшие стенали в ужасе. Кто-то вытаскивал из-под груд тел еще живых, уже не разбирая, свой это или чужой. Внезапно древняя борьба потеряла всякий смысл. Может, так и стирались различия перед лицом гибели целого мира. Может, для этого на самом деле и создавали беспощадных Стражей Вселенной.
Позднее уцелевшие варвары нарекли его Серебряным Мраком и начали бояться как некую невообразимую кару, самое темное божество. Страх передался многим поколениям, ведь грабительский поход оказался гибельным для всех. Сумеречный Эльф не пощадил никого, воины в панике метались по полю боя, ища спасения, но находили лишь острие меча.
Когда все закончилось и первые цветки рассвета прокрались в мир, темный Страж исчез, как призрак. Его душа в мучениях рвалась из оболочки, но ее приковали цепи.
Кошмар закончился, оставшиеся храбрецы – или несчастные, помилованные, чтобы сохранить страшную легенду-быль, – стояли в растерянности на изрытой вмятинами земле, усыпанной изуродованными до неузнаваемости телами и искореженным оружием.
Остатки обеих армий глядели друг на друга, но не замечали. После пережитого кошмара они уже не видели друг в друге настоящих врагов. Что им оставалось теперь? Оба правителя погибли первыми.