– Красавица, но тебе оказалось недосуг пойти со мной, – говорил тогда Нармо и только посмеивался над претензиями чародейки.
– Самоцветы нужны тебе, мне хватает и дымчатых топазов, – с гордостью аристократки отзывалась Илэни.
Нармо только внутренне насмехался над ней. Каждый льор уверовал, что все определяет сила талисмана. Зато яшма, разноцветная яшма, знала себе цену: одной ее энергии не хватало, но род Геолиртов сохранил хитрые тайны о подчинении других камней, их бесконечных комбинаций. Для этого Нармо и носился по всему Эйлису.
Но иногда он просто наслаждался тишиной своей подлой неправильной работы. Мертвые давно молчали, сливаясь с пейзажем. Они не мешали думать, не требовали выбирать и играть на публику, позволяя созерцать красоту гибнущего мира.
Вот и ныне над горизонтом расплывался дождевой фронт, а солнце пронизывало его лучами, расщепляясь на отдельные блики, что световыми столбами достигали земли, свиваясь в прекрасные иллюзии.
«Невероятный вид, – отмечал Нармо, снимая грубую толстую перчатку и отирая пот со лба. – Да. Этот мир прежде был очень красив. Очень».
Нармо помнил времена из своего детства, когда Эйлис наполняла жизнь. Но когда ему минуло двадцать лет, что-то сместилось, что-то сломалось. В двадцать лет как раз открывалась истинная сила талисмана, старение тела чародея замедлялось до исчисления возраста столетиями. Двадцать лет… Четыреста лет назад. В тот же год родился Раджед. В тот же год началась чума окаменения. И Нармо неосознанно всегда связывал эти события. Впрочем, причины его уже не интересовали, он начал собирать камни с момента гибели отца, увеличивал силу фамильного артефакта. С тех же пор искал, как пробить защиту янтарной башни.
«Да, когда-то был красив. Но теперь здесь только красивые камни. Ничего не осталось, поэтому пора уходить. Дело за малым: убить Раджеда», – подбадривал себя Нармо, вновь возвращаясь к раскопкам.
Он проломил магией защитную плиту в пещеру, что служила гробницей для почтенного правителя минувших дней. Какого именно – они не знали, Илэни только указывала на наличие захоронений. Многие из них стерлись с карт, потому что память о побежденных династиях никто не хранил. Остались только кости среди камней.
Куски бурой породы переворачивались неохотно, король попался очень древний. От него остались только нетленные драгоценности и фрагменты тела, которые почти рассыпались под ногами. Древний, зато богатый: управлял не одним самоцветом. Как-то научился. Нармо решил, что тоже научится однажды без вреда для здоровья. И за последние годы заметно продвинулся в тайном знании.
«Каждый выживает как умеет. Мне просто не оставили выбора. Может, я вообще хотел стать артистом или художником. А так я теперь гибрид-мутант, уже не льор кровавой яшмы», – с самоиронией вел сам с собой диалог Нармо, наслаждаясь одиночеством свободы. Магия малахита, измененная и усовершенствованная другими камнями, не позволяла его обнаружить, так что он без опаски пересекал границы льоратов. «Просто не оставили выбора», – грустно повторилась мысль.
Гроза надвигалась, и где-то на горизонте блеснула молния, подхваченная солнечными лучами, словно встретились две стихии. Открывался очень живописный вид, и Нармо представлял себя возле мольберта с кистью, однако продолжал с увлеченным спокойствием копаться в древнем захоронении.
Из-за шиворота у него выбежал черный таракан размером с ладонь. Наверное, прятался в тепле кожаного плаща. Льор безразлично почувствовал шевеление усиков насекомого сначала где-то в волосах, потом на левой щеке. Мерзко? Для кого-то – не для него. Зато это существо было по-настоящему живым – отражение того, что остается в таких исчерпавших себя мирах. Не миражи в башнях, не видимость. Настоящие животные тоже застыли статуями. Коровы, олени, медведи, косули, лисы, волки – все. Даже птицы иногда падали в полете, обращаясь в монолиты.
Мир, проклятый кем-то уже четыре сотни лет. За что-то. Наверняка за что-то. Нармо это чувствовал, лишь прикидываясь наглым дельцом и пошловатым повесой. О нет, он лучше всех чувствовал, что с Эйлисом что-то не так, что-то ужасное стряслось с ним намного раньше, чем все забили тревогу. И казалось, что с пытливым умом яшмовый льор нашел бы разгадку этой тайны. Да еще он знал страшнейший секрет Сумеречного Эльфа, хотя, скорее, догадывался. Слишком сложный механизм лежал за завесой этих вселенских мистификаций. Оставалось лишь смеяться над убогим, как промотавшийся богач, миром и над самим собой: «Веселые на Земле люди: когда с одобрения государства и сдаешь в музей – ты археолог. Когда себе – ты грабитель. А у нас с музеями как-то не заладилось».
Он не ощущал вины перед мертвецами, не чувствовал связи с какими-то традициями и сакральными ритуалами. Он просто методично добивался своей цели.
– Зачем ты сказал ему? Что ты ему сказал? Отвечай! – пророкотал над ухом знакомый голос. Нармо медленно обернулся, только стряхнул таракана с головы на ладонь, обращаясь к насекомому и тем унижая собеседника:
– Все – и ничего. Хороший лжец всегда говорит правду.
– Не Раджед виноват! – Сумеречный Эльф сжимал меч, готовый изрубить на куски собеседника. Тень смерти покалывала приятно-отвратительными иголками адреналина.
– Конечно, во всем виноват ты, – бросил Нармо, расплющивая в кулаке таракана и более не ощущая веселья. – Мы лишь пешки в ваших играх, да, высшие силы? А? Так это называется? Сильнейшие чародеи – пешки? Но если не Раджед, так и рассказал бы ему все. Что же унесся невесть куда?
– Потому что… еще рано… Еще… – Сумеречный Эльф нервно облизнул спекшиеся губы, опуская меч.
– Потому что ты просто трус.
– Нет. Я Знающий, и в этом проклятье.
– Был бы Знающим – подумал бы о последствиях. Мне тоже не всегда хотелось в мир Земли. Но кто мне оставил выбор? С самого рождения… – вздохнул Нармо, потерянно рассматривая надвигавшуюся грозу.
– Думаешь об окаменении? – почти с участием вдруг обратился Сумеречный Эльф. Он пытался договориться.
– Да, пожалуй, думаю, – пожал плечами Нармо, вновь закрывая лицо маской хитрой ухмылки. – Но все сводится к простому: жизнь Раджеда. Так и так, убив его, мы снимем проклятье или приберем к рукам другой мир. А вообще… если и то и другое, у нас будет целых два мира.
– Ты не посмеешь! – вырвалась угроза.
– И кто меня остановит? Ты?
– Может, и я! Если ты представлял меня чудовищем, то все твои фантазии покажутся бледной тенью перед моей реальной тьмой!
– Что ж, может, проверим? Илэни, будь добра, – протянул вольготно Нармо, лениво выпрямляясь и потирая затекшую при ковырянии в склепе спину.
Сумеречный Эльф вздрогнул, когда из тени соткались очертания женской фигуры в непроницаемо черной бархатной накидке с кровавым подбоем.
Илэни никак не выдала свое присутствие, словно образ