С тех пор в нем поселился страх, замешанный на противоречиях и соблазнах. Он желал вновь попасть в мир Земли, встретиться с Софией. Но одновременно тень Нармо нависала напоминанием об атаке на башню, которая могла случиться в любую минуту.
Раджед часами выискивал в библиотеке способы, как уничтожить портал. Раньше все его бесполезные труды уходили на создание средства, что оживило бы равнодушную гладь зеркала. Ныне же она сделалась податливой и прозрачной, как в былые дни.
«Как не вовремя… Как не вовремя! Если бы после победы над Нармо!» – сокрушался льор, затаив безотчетную тревогу о благополучии родного мира Софии.
Да еще Сарнибу доложил, что Нармо был замечен возле древнейших гробниц, но вновь мастерски скрылся. За ним неотрывно следовала какая-то черная тень. Может, так работала магия Илэни, может, еще что похуже. Разведка малахитового льора ничуть не успокоила.
Время тянулось болезненно и неторопливо. Накатывала волнами необъяснимая тревога. Она будила ночью, перемежаясь кошмарами об окаменении и усиливая их. Она же сопровождала днем.
Раджед практически полностью переселился в тронный зал, перетащил туда все важные книги, узкую походную кровать и больше не видел необходимости посещать другие этажи башни. Он сторожил портал, прощупывая колыхание магии, как мать вслушивается в дыхание больного ребенка. Вновь навалилась непомерная ответственность. В юности-то казалось, будто портал – это идеальная забава, которая позволяла заполучить что угодно из другого мира. Ныне же он оказался самым опасным объектом во всем Эйлисе. И одновременно – самым желанным.
«София… Если бы найти тебя. Хотя бы посмотреть, как ты живешь… Я буду хранить оба мира. И тебя, чтобы с тобой ничего не случилось на твоей жестокой Земле», – вел он мысленные монологи, понимая, что слова не достигают адресата. Янтарный чародей не сумел отыскать верный адрес, хотя прокручивал ускоренной видеосъемкой все улицы Москвы. Кто-то все же создавал помехи. Может, в том состоял какой-то договор Софии с Сумеречным Эльфом?
Мысли о пропавшем друге отзывались не меньшим смятением, чем скребущая на душе печаль от бестолковых поисков.
Но в один прекрасный – или все же ужасный – день Страж Вселенной вновь объявился.
– Э-эльф?! – пораженно воскликнул Раджед, застав Сумеречного посреди тронного зала. – Где же ты пропадал?
Пришелец медлил с ответом, игнорируя вежливые восклицания обрадованного друга, не воспринимая предложения отобедать и прочие проявления остатков этикета.
– Были… проблемы, – вздохнул Сумеречный Эльф, точно забывая говорить, поминутно уносясь следом за своими мыслями. Он выглядел изможденным: высокие скулы и острый нос выделялись ярче обычного, губы же истончились и побледнели, стали бурыми, как после долгой болезни. Когда он небрежно снял капюшон, вместо сальных длинных прядей светился неаккуратно обритый череп. Казалось, кто-то второпях и с недовольством счищал набитой рукой волосы.
– Ты был в тюрьме? – предположил Раджед, встревоженно рассматривая друга.
– Не совсем. Но почти, – вкрадчиво проговорил Сумеречный Эльф. Он устало вздохнул, плотно сжимая губы. Ни тени шутливости, ни оттиска невыносимых гримас и метких фразочек, что обличали самую правду, больно раня иронией. Лишь одна усталость, отраженная картиной великой скорби.
– Ты что, все-таки попал в психушку? – вспомнил о таких заведениях в некоторых мирах Раджед. У них-то в Эйлисе для ячеда и обычных больниц никогда не существовало.
– Да, – безразлично приподнял брови Сумеречный Эльф, полуприкрывая глаза с опухшими веками.
– И как так вышло? С твоей-то силой! Эльф!
– Кое-что случилось.
– Но что?..
Друг явно не жаждал начинать такие разговоры. Он поглядел вокруг, словно не узнавая интерьер, покрутил затекшей шеей, но расправил плечи и отрывисто проговорил:
– В мире Земли. Я держал «цепи тьмы». Держал и держал… пока не вернул ее хозяевам. Распределил обратно на всех темных магов. Но, как видишь…
– Казалось бы, какие маги на Земле… Жалкие, слабые, – фыркнул Раджед. Он едва ли догадывался, что произошло в далеком мире Софии. Зеркало эту беду не показало.
– Но их много. А вас мало.
– Значит… ты мне не сможешь помочь? – скорбно заключил Раджед, тут же укоряя себя за эгоизм.
– В чем же? – слабо приподнял край губ собеседник.
– Цель остается неизменной. Средства меняются, – пояснил Раджед.
– Здесь уж я бессилен. Заставить любить – это такое же недопустимое действие, как воскрешение из мертвых или встреча с самим собой в прошлом, – развел руками Сумеречный Эльф.
– Нет! Не надо никого заставлять, – резко запротестовал янтарный льор, не ожидая от себя такой горячности. Но в последнее время ему претил образ узурпатора из прошлого, коим он когда-то был.
– Радж… я в любом случае не могу вмешиваться, – легко и быстро обрезал крылья робкой надежды усталый друг.
– Я подозревал. Просто… Я хочу быть с ней, – вздохнул Раджед, наконец гневно пожаловавшись: – Но Нармо мешает, не позволяет оставить портал.
Он отошел обратно к зеркалу, придвинул к нему поближе складное кресло, окруженное стопками книг, – так и убегало увязшее в расписном циферблате часов время.
– Я могу уйти в мир Земли, если ты запечатаешь портал! – Раджед обернулся к Сумеречному Эльфу. Реальность расплывалась на грани лихорадочных предположений и несбыточных мечтаний, словно Сумеречный Эльф принес с собой отравляющие остатки безумия.
– Ты быстро умрешь, – заверил Страж, все так же неподвижно стоя посреди зала. Казалось, так бы он и застыл очередной живой статуей Эйлиса.
– Но не сразу же. Сколько там? Если сто лет, то так даже лучше. Люди-то больше не живут.
– А если меньше?
– Да сколько бы ни было! Год, два… Четыреста лет уже прожиты, дальше – сколько получится, не такая уж высокая цена за короткий срок настоящей жизни. Сколько проживу, все мое будет. Рядом с ней.
– Даже так… – склонил голову набок Сумеречный Эльф, предупреждая со скорбной горечью в голосе: – Умирать придется мучительно.
Мука, терзание, казнь – все эти слова ничуть не пугали. Лишь леденящей могильной печалью отзывалась вечная истина: рядом с великой любовью всегда пролегает тропа смерти. Так или иначе кто-то обречен остаться один… пережить прощание и похороны. Кто-то всегда остается один. Дети хоронят родителей; впрочем, много хуже, если случается наоборот. А влюбленных разделяют врата могильной плиты, обрекая считать месяцы и годы до новой встречи, где-то там, за пределом всех миров.
И, как ни странно, Раджеда больше ничего не пугало. Наверное, они все слишком прирастали к этой жизни за тянущиеся столетия и страшились неизведанных далей. Но из-за этого каменели изнутри, покрывая сердце панцирем. Ныне же оно истекало жаркими слезами янтарной смолы.
– Я все понимаю. Все. Но отвечу: не такая уж высокая цена, – безнадежно