Совпадение.
Маркшейдер запустил тест бортового оборудования и проверил три точки. Сфера. Ее пространство должно было закончиться четыре часа назад, но оно продолжалось.
Компьютер закончил проверку, вывел результаты на экран. Рейд проходил в штатном режиме, торможение еще не началось, корабль уходил к границам системы, все показатели оставались в пределах нормы.
Маркшейдер разбудил навигатора, они проверили еще три точки. Совпадения.
– «Аспен» прошел границу сферы три часа назад, – уточнил навигатор. – Мы преодолели горизонт… почему тогда продолжаются совпадения?
– Незначительные расхождения возможны… Но не на три часа.
– Откуда здесь вообще эти данные? – навигатор постучал пальцем по лоции.
Маркшейдер задумался.
– Данные до контрольной точки – рассчитанное будущее, откуда тогда появились данные после контрольной точки…
Навигатор бессмысленно листал лоцию.
– Что все это может означать? – настороженно спросил маркшейдер. – Предположения?
– Есть несколько возможностей, – навигатор изучал книгу. – Мощность вычислительных систем спонтанно возросла, и горизонт отодвинулся… Но это… не объясняет, почему лоция распечатана заранее. Откуда тогда данные? И почему они совпадают… с эмпирикой?
Навигатор вглядывался в страницы.
– Либо данные в таблицах… искажены, – закончил навигатор. – Либо…
Маркшейдер взял стакан, выкинул кости. Один-девять-девять. Сверился с лоцией. Один-девять-девять.
Сфера длилась.
– Что значит «искажены»? – спросил маркшейдер, тупо глядя в стакан, кости лежали тройками вверх.
– Возможно, радиус сферы больше, чем… официально озвучивается, – негромко произнес навигатор.
Маркшейдер пролистал лоцию до конца.
– Ты хочешь сказать, что сфера… Сфера гораздо больше, чем…
Подобрать слова не получалось.
– Чем нам представлялось, – подсказал навигатор.
– Но почему тогда…
Маркшейдер замолчал, не решившись задать вопрос.
– Ни одна система не застрахована от нештатных ситуаций, – сказал навигатор. – Если предположить, что действительно произошла ошибка, некий сбой… Мы должны были проснуться на борту «Веспы», но криокапсулы перепутали и отправили сюда… А поскольку в разметке сферы участвуют сотни кораблей, никто этого не заметил… Не заметил, и вот мы на борту «Аспена» выясняем, что сфера простирается несколько дальше… Это эксперимент… Мы участвуем в эксперименте.
Это было бы самым безобидным объяснением, подумал маркшейдер. Все иное…
– Все? – спросила Мария. – Больше ничего?
Мария принялась разглядывать переплет, хотя я не очень понимал, что именно в нем изучать, но Мария смотрела на просвет, дышала на страницы, терла их пальцем, нюхала. Страницы разные, шрифт, бумага, верстка.
– Я ничего не поняла… о чем это? Какая сфера? Какой маркшейдер? Ты что-нибудь понимаешь?
Мария положила переплет на диван.
– Проблема пузыря, – сказал я.
– А, проблема пузыря, я так и знала… Знаешь, Ян, в последнее время я стала уставать от всевозможных пузырей… какой опять пузырь, почему все время пузырь… Что они делали… эти люди? Чем занимались в пространстве?
– Полагаю, что разметкой горизонта, – сказал я.
– Какого горизонта? Зачем его размечать?
– Горизонт вероятности, или горизонт предсказуемости. Гипотетический кошмар кибернетиков и Мирового Совета. Видишь ли, к середине двадцать первого века совокупная FS-глубина достигла шестнадцати часов…
– Какая глубина?! – перебила Мария. – Чего глубина?!
– К середине двадцать первого века компьютеры могли практически со стопроцентной достоверностью вычислить вероятность любого события. То есть будущее в пределах Солнечной системы фактически слилось с настоящим. И с каждым годом увеличивалась и степень слияния, и радиус сектора.
– Погоди… что значит будущее слилось… В чем это выражается?
– В границах сектора… или, точнее, сферы, фактор случайности исключен из бытия. А если событие предсказуемо, то, значит, ожидаемо. А если ожидаемо, то и предотвратимо. А следовательно, никто не может утверждать, что не задумано.
Кажется, Мария испугалась.
Я продолжил.
– Полагают, что форсирование экспансии связано именно с нежеланием самой активной части землян оставаться внутри ареала предсказуемости. Космос – это свобода, великий бег, воля.
Я взял переплет, выровнял, продел в отверстия бечевку, завязал. Красивая история, мне понравилась. Надо попробовать найти финал.
– Это правда? – спросила Мария. – Про распространение… области знания?
– Теоретических противоречий нет, первые опыты проводились еще в конце двадцатого века, сначала шахматные алгоритмы, затем система наблюдения за ближним космосом – пытались просчитать траектории астероидов, потом, по мере увеличения вычислительных мощностей, подключали погоду, экономику, социальные процессы. Именно поэтому в свое время был сделан акцент именно на развитии информационных технологий. Создать сферу предсказуемости – вековая мечта. Раньше это делали с помощью жабьей слизи, потом посредством квантовых генераторов…
Хитрый Уистлер. Мог бы прихватить папку с собой, но оставил ее на диване.
– То есть, когда мы на Земле, мы… мы… Сплавляемся по Мараньону?
Мы поднялись с дивана и пошагали дальше.
– В поле бесспорной определенности, – подтвердил я. – Но это касается лишь макропроцессов, вряд ли разметке подвергается трек каждого индивидуума. Хотя…
Мария оглянулась.
– Шутка, – успокоил ее я. – Прикладная соционика запрещена, так что никто нашего будущего не знает, не переживай. К тому же на Регене явно никакой определенности нет – мы слишком далеко, восемь векторов. А потом, расширение сферы неизбежно замедляется по мере ее вычисления, нужны совершенно иные машины, иные мощности…
– Что?!
Терраформер над Бенедиктом.
– Зачем такой рассказ было… сочинять?
Странный вопрос для библиотекаря, я ответил, подражая Кассини. Или Уистлеру.
– Скажем так… в рассказе про маркшейдера и навигатора в художественной форме отражен извечный страх человека перед восстанием машин. Популярный сюжет беллетристики. Более того, автор мультиплицирует эффект, прямо намекая на то, что восстание машин увенчалось успехом, но человечество про это не знает. Земная цивилизация утратила судьбу и пребывает в счастливом неведении об этом досадном обстоятельстве. Искусственный интеллект усыпил бдительность кибернетиков, внушив им иллюзию об отсутствии воли и приверженности к суициду, и в урочный час нанес незримый удар. Война была проиграна в несколько секунд, но никто про это не догадался…
Мария поежилась, в библиотеке действительно прохладно, видимо, процесс вымораживания червей Вильсона в разгаре.
– За исключением синхронных физиков, – добавил я. – Именно поэтому они занимаются потоком Юнга – сфера, просчитываемая компьютерами Земли, неизбежно расширяется, а следовательно, значительная часть ойкумены уже лежит в пределах горизонта. Но сохранились еще и зоны неопределенности. Уистлеру и прочим нужна скорость Юнга, чтобы бежать в непредопределенный, то есть подлинный мир.
Мария, похоже, была озадачена, опять оглядывалась, словно действительно ожидая коварного нападения, Барсика.
– Литература, – снова успокоил я. – Задача литературы – запутать читателя, сообщить ему иллюзию причастности, обвести вокруг пальца. Для этого она и была придумана.
– Совсем как синхронная физика, – добавила Мария.
– Что?
Мы остановились рядом со световым колодцем. Свет стекал сверху и слегка расплывался по полу.
– Ты видишь? – Мария указала под ноги.
Я пригляделся.
В круге света лежал комок спутанной стальной проволоки размером с кулак, но неправильной формы, похожий на грушу.
– Головоломка… – сказал я. – Кто-то потерял головоломку.
Я хотел наклониться и подобрать, но Мария крикнула:
– Стой!
Я