Он приказал 200 матросам гвардии выйти к Тапиау, находившемуся по направлению к Кёнигсбергу в то время как в Таплакене[352], расположенном на дороге от Инстербурга, решил сохранить до вечера пост кавалерии. Очевидно, что, располагая 75 кавалеристами, Мортье вряд ли мог рассчитывать на какой-либо серьезный маневр при появлении многочисленной кавалерии неприятеля.
Мортье сообщил, что не жалуется на проблемы с дисциплиной в своих войсках, но испытывает серьезные опасения в отношении «плохого духа» местного населения. Именно в этом, полагал он, заключалась главная причина хорошей информированности неприятеля обо всем, что происходило[353].
В третьем послании к Бертье Мортье уведомил о получении приказа начальника Главного штаба от 23 декабря, согласно которому он отправил всех своих больных, минуя Кёнигсберг, в Эльбинг по дороге из Велау через Фридланд, Бартенштейн[354], Хейльсберг[355], Вормдитт и Прейсиш-Холланд[356].
Новости в отношении действий неприятеля, заставившие Мюрата и Бертье волноваться, пришли в тот день и от Луазона, также оказавшегося в Велау. Генерал сообщал, что 2000 неприятельских кавалеристов под командованием генерал-адъютанта П. В. Голенищева-Кутузова вступили 21 декабря в Тильзит, а 23-го примерно 100 из них появились в Тойлоу (Талау?[357]), деревне на дороге от Тильзита в Инстербург. Жители Гумбиннена сообщили, что 23-го вечером видели казаков, которые, пробыв там ночь, наутро ушли[358].
Новости о неприятеле приходили в Главный штаб и от генерала Ж. Лагранжа, накануне вступившего в должность губернатора Кёнигсберга. Он сообщал, что вчера небольшая партия казаков была в 2 лье от Лабиау Из самого же Лабиау он никаких сведений о казаках не получал[359].
Сведения о движении неприятеля заставили Мюрата отправить тем вечером «полк» кавалерии[360] для кантонирования в деревнях в лье от города по дорогам на Лабиау и Тапиау. Кавалерии надлежало провести рекогносцировки силами патрулей и организовать посты.
Следовало также усилить защиту пунктов, обеспечивавших функционирование почтовой связи[361].
С каждым днем усиливался контраст между тем, насколько конструктивными оставались взаимоотношения французского командования с прусской военной и гражданской администрацией, и нарастающими конфликтами на бытовом уровне между французскими солдатами и немецким населением, что нередко сопровождалось и убийствами отдельных наполеоновских солдат. Наиболее явно это видно при обращении к переписке прусского генерала Л. Йорка с Макдональдом. Прусский генерал, не вступая в прямой конфликт с французским маршалом и демонстрируя видимость сохранения субординации, под разными предлогами дистанцировался от французского командования и отступающих французских контингентов. Так, 24 декабря, прибыв в Шавли, он отписал, что должен дать войскам «несколько часов отдыха» и что дальнейший марш на Нимокшты (Немокшты)[362] возобновит завтра[363]. В дальнейшем, как известно, задержки с движением войск Йорка, на первый взгляд вполне оправданные, приведут к известной Таурогенской конвенции, также заключенной «под давлением непреодолимых обстоятельств».
Готовность неукоснительно исполнять свои союзнические обязательства последовательно демонстрировал и Берлин. К примеру, к 25 декабря относится письмо Сен-Марсана к Бертье, в котором французский посланник, ссылаясь на информацию, исходившую от прусских властей, уверял князя Невшательского в полном взаимопонимании генерала Йорка с маршалом Макдональдом и в готовности Берлина выполнить требования Наполеона по увеличению прусского воинского контингента[364].
Ключевым вопросом в деятельности французского Главного штаба оставалась проблема возобновления численности конского состава. Генерал Бурсье не только продолжал бурную деятельность по закупке лошадей, подготовке их к армейским условиям и отправке их из депо в войска, но и успевал подробно отвечать на послания, которыми его бомбардировали Париж, Кёнигсберг и Варшава. Большой объем этой переписки, сохранившейся во французских архивах, однозначно говорит о невозможности восстановить в количественном и тем более в качественном отношении кавалерию Великой армии, численность и маневренность артиллерии[365].
К 10 часам вечера 25 декабря Мюрат составил обширный рапорт для императора. Рапорт начинался с уверений в том, что прокламация Александра I к полякам (в ней русский император даровал прощение полякам, в ходе войны сотрудничавшим с неприятелем), которую король Неаполитанский приложил к своему посланию, не произведет на польский дух серьезного воздействия. Затем Мюрат перешел к главному вопросу, отметив, что каких-либо «добрых новостей» от маршала Макдональда все еще нет. 21-го, как известно, он был в Шавлях, а сегодня, 25-го, голова его авангарда может быть в одном переходе от Немана. Сейчас осуществляется разведка от Лабиау к Тильзиту для чего в Лабиау отправлено дополнительно две сотни литовских конных егерей. Кроме того, около 200 солдат 6-го батальона 22-го полка легкой пехоты и 200 моряков находятся в Тапиау совместно с гвардией, расположенной в Велау наблюдая за дорогой в Тильзит.
Сегодня, 25-го, прибыли еще два батальона из дивизии Эделе и маршевый полк кавалерии численностью 600 человек. Завтра он, Мюрат, проведет смотр шести батальонов дивизии Эделе и прибывшего кавалерийского полка. Кроме того, завтра же ожидаются еще три батальона. Поэтому послезавтра он предполагает отправить все девять батальонов этой дивизии, маршевый кавалерийский полк и 10 орудий к Неману навстречу маршалу Макдональду.
Отданы приказы на эвакуацию из Кёнигсберга и других мест всех генералов, старших и субалтерн-офицеров и солдат, от пребывания которых здесь царит беспорядок. Но отставшие солдаты-одиночки продолжают прибывать толпами.
Что же касается неприятеля, то он еще не достиг Гумбиннена. В отношении направления Гродно – Растенбург[366] новостей также все еще нет. Неизвестно и то, какие неприятельские войска занимают Тильзит и кто располагается на пути маршала Макдональда; одни говорят о Кутузове, другие о Витгенштейне. Сам же Мюрат думает, что это только отдельные партии.
Мюрат писал, что население продолжает демонстрировать благожелательное отношение к французским войскам. Местные власти получили утром приказы от берлинского кабинета, в которых предложено оказывать всю возможную помощь. Начальник полиции отправил этим утром эмиссаров в различные пункты, и есть надежда получить завтра новости о X корпусе. В рапортах же от генерала Сокольницкого[367] «все еще нет здравого смысла».
Далее Мюрат предложил список главных кавалерийских депо с указанием мест их размещения[368], а именно в Штеттине, Франкфурте, Позене, Глогау[369], Варшаве, Кроссене[370], Магдебурге, Брауншвейге, Берлине. В главном депо в Берлине должна будет, по его предположению, разместиться главная квартира генерала Бурсье. Далее король расписал принципы организации депо ремонта, при которых эффективность их деятельности