Некоторые покупатели действительно задавали проницательные вопросы, но слишком поздно. Купив другого предполагаемого Поллока (одного из пяти, которые были частью аферы), коллекционер Джек Леви обратился в Международный фонд художественных исследований (IFAR) для оценки его подлинности. Эксперты IFAR не приняли версию о происхождении, рассказанную Росалес. По словам репортера New York Times Патриции Коэн, которая освещала это дело в течение нескольких лет, «IFAR сказал, что предполагаемое происхождение вызывает слишком много вопросов».
Художественные подделки вводят в заблуждение не только любителей, но и экспертов именно потому, что интуитивно они выглядят правильными. Хорошая подделка соответствует ожиданиям экспертов относительно внешнего вида, ощущения и композиции произведения конкретного художника на определенном этапе его творчества.
Мошенничества чаще всего выявляются не потому, что они выглядят неправильно, а потому, что их создатели использовали материалы, которых в то время не существовало. Подделка выявляется только тогда, когда задаются правильные вопросы, – посредством преднамеренного, кропотливого научного анализа физического состава или документального анализа доказательств. К сожалению, они оба сложны и требуют больших усилий, а тенденция полагаться исключительно на интуицию очень сильна. Южнокорейский художник Ли Уфан утверждал, что тринадцать предполагаемых подделок его собственных работ на самом деле были подлинными, даже после того, как арт-дилер публично признал, что это подделки. Уфан сказал: «Художник может узнать свое собственное произведение с первого взгляда» [16].
Что, если документально подтвержденное происхождение подозрительного произведения искусства подтвердится? Исключается ли тогда возможность подделки? К сожалению, нет. В 1980-х годах преуспевающий британский художник по имени Джон Майатт управлял небольшим бизнесом по производству того, что он открыто рекламировал как «настоящие подделки» на заказ. Некто называющий себя Джоном Дрю начал заказывать репродукции работ Матисса, Глеза и Клее, которые затем выдавал за подлинные и продавал по тысяче фунтов каждая. Дрю и Майатт стали соавторами проекта, который расширился и включал в себя «оригинальные» работы Шагала, Джакометти и других современных художников [17].
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПОДДЕЛКИ ВВОДЯТ В ЗАБЛУЖДЕНИЕ НЕ ТОЛЬКО ЛЮБИТЕЛЕЙ, НО И ЭКСПЕРТОВ ИМЕННО ПОТОМУ, ЧТО ИНТУИТИВНО ОНИ ВЫГЛЯДЯТ ПРАВИЛЬНЫМИ. ХОРОШАЯ ПОДДЕЛКА СООТВЕТСТВУЕТ ОЖИДАНИЯМ ЭКСПЕРТОВ ОТНОСИТЕЛЬНО ВНЕШНЕГО ВИДА, ОЩУЩЕНИЯ И КОМПОЗИЦИИ ПРОИЗВЕДЕНИЯ КОНКРЕТНОГО ХУДОЖНИКА НА ОПРЕДЕЛЕННОМ ЭТАПЕ ЕГО ТВОРЧЕСТВА.
Дрю (чье настоящее имя было Джон Крокетт) было труднее, чем Энн Фридман и галерее Knoedler, выдавать работы без происхождения за подлинники, поэтому он подделал документацию об истории многих из этих картин и тайно переправил ее в архивы Музея Виктории и Альберта, галереи Тейт и других авторитетных лондонских музеев, которые в первую очередь стали бы проверять аукционные дома и дилеры, чтобы убедиться в подлинности картин. В некоторых случаях Дрю модифицировал старые каталоги и книги, вставляя сделанные им фотографии работ Майатта. В конце концов пара продала около двухсот картин на сумму более двух миллионов фунтов стерлингов, прежде чем их поймали. Оба отправились в тюрьму, но примерно 120 подделок так и не были найдены.
Многие покупатели Майатта и Дрю выполнили некоторую домашнюю работу. Они проверили, казалось бы, независимые источники, чтобы убедиться, что художник написал предлагаемую картину, но на этом остановились. Учитывая, насколько распространенным и изощренным стало мошенничество с произведениями искусства, а также высокую потенциальную стоимость покупки подделки, приписываемой крупному художнику, часто стоит провести больше проверок, чем изначально подсказывают наши инстинкты. Представьте, что вы внезапно оказываетесь в центре города на Диком Западе Америки, на дворе девятнадцатый век. Вы оглядываетесь вокруг и видите ковбоев, лошадей, коновязи, магазин, офис шерифа и салун. Если вы войдете в дверь салуна, то можете увидеть столы, табуреты, бар со стаканами и бутылками ликера, а также дверь в подсобное помещение. Однако когда вы открываете эту дверь, вместо четырех стен и письменного стола вы не видите ничего, кроме песка, кактусов и гор. Оказывается, вы все это время были на съемочной площадке, но вам пришлось открыть не одну дверь, чтобы понять это.
Ранее мы говорили, что тщательно продуманные аферы, требующие театрального уровня обмана,– такие как фальшивое букмекерское бюро в кульминационной сцене фильма «Афера» или фальшивый город в фильме «Шоу Трумана», – далеко выходят за рамки нормы повседневного обмана. Но когда ставки высоки, как в финансах и изобразительном искусстве, создание одного или двух дополнительных слоев вспомогательной документации вряд ли является чем-то неслыханным. Дрю сделал это, чтобы легализовать поддельные картины Майатта, сотрудники Берни Мэдоффа – чтобы подтвердить фальшивые доходы от инвестиций своего босса, а Дидерик Стапель – чтобы подтвердить поддельные научные открытия. Когда люди создают дополнительные уровни сложности в своих аферах, труднее найти правильные двери, но в каждом случае есть дверь, которая в итоге открывается в никуда, – вопрос, на который нет удовлетворительного ответа.
ФАЛЬШИВЫЙ ОРКЕСТР, КОТОРОГО НЕ БЫЛО
Конечно, легче продолжать задавать вопросы, когда с самого начала кажется, что что-то не так. Изучая примеры мошенничества и обмана для этой книги, мы наткнулись на замечательную статью 2020 года в The Guardian, озаглавленную «Милли Виолини: я была фальшивой скрипачкой в фальшивом оркестре мирового класса». В статье рассказывалось о Джессике Чиккетто Хайндман, преподавательнице литературного мастерства из Университета Северного Кентукки, в мемуарах которой подробно описан ее опыт скрипачки-любительницы, ставшей профессиональной фальшивой скрипачкой [18].
История потрясающая. Хайндман путешествовала по стране в рамках общенационального турне под руководством «композитора», неназванного, но известного лидера их ансамбля. Они участвовали в эфирах на телевидении и даже были приглашены в турне по Китаю. Все это время Хайндман и остальные музыканты притворялись, что играют, перед выключенными микрофонами: зрители слышали из динамиков музыку с компакт-диска, а не самих исполнителей.
Мы отметили эту историю как занимательный пример подделки и обмана, но по мере того, как все больше думали о ней, у нас появились подозрения в чем-то другом. Правдоподобно ли, что целая группа «мирового класса» могла играть пантомиму так, чтобы никто этого не заметил? Возможно ли, чтобы композитор, возглавляющий оркестр, не узнал Пятую симфонию Бетховена, как утверждается в мемуарах? Когда мы прочитали больше об истории Хайндман и ее воспоминаниях, мы задались вопросом, была ли она надежным рассказчиком. Возможно, ее история была смесью правды и вымысла?
Наш скептицизм возрос, когда мы прочитали статью на сайте Vulture, в которой говорилось, что упоминаемый Хайндман композитор – это Тим Дженис. В статье, озаглавленной «Для оркестра наступает сезон афер», цитируется реакция музыкального критика Джастина Дэвидсона на эту историю: «Как зрители могли не видеть, что на самом деле никто не играет? Если вы ударите тарелками в неподходящий момент, это будет заметно! Я имею в виду,