Меня посещали глубокие мысли, пока сидела в маленькой зашторенной комнатке. Вопросы продолжали будоражить беспокойный ум: “Мы только нашли друг друга, прожили совсем мало… Почему вселенная распорядилась именно так? Вполне возможно, мы жили слишком счастливо, небеса не могли смириться с идеальным браком и уготовили испытания на прочность? – вопрошала я в пустоту. – И мы их обязательно пройдем достойно… Но стоп, нельзя раскисать, чего это я захандрила? Еще ничего не известно, вон биопсию только поехали брать”. – После этих мыслей взяла себя в руки.
Комнатка ожидания 2х4 метра была точь-в-точь как показывают в американских фильмах: три стены и одна массивная занавеска, отделяющая пациента с родственниками от основного коридора с медсестрами. С больным можно было находиться только одному члену семьи, белых халатов и бахил надевать не требовалось.
Миниатюрная палата была выкрашена в светлые, кремово-бежевые цвета, две стены и один угол были оснащены необходимой медицинской аппаратурой, мониторами, пультами управления и кнопками вызова персонала. В двух метрах, у противоположной стены, где сидела я, находился уютный уголок с удобным коричневым кожаным креслом, журнальным столиком и висячим телевизором. Ассистентки в розовых и голубых костюмах то и дело заглядывали и предлагали воду и напитки, печенье и вафли. Я попросила “Фанту” со льдом и какой-то шоколад – с утра во рту не было маковой росинки. Представила, как голоден сейчас Дин, и пожелала побыстрее забрать его из больницы и вкусно накормить.
В палатах напротив, через коридор, можно было разглядеть других таких же бедолаг: одного за другим их увозили на колесных кроватях, а родственники оставались ждать за занавесками.
Прошел час. Я поглядела на время на экране телефона и начала беспокоиться: обещали закончить через 30 минут.
Наконец, из-за угла коридора показалась кровать Дина, которую толкали в направлении палаты три медработницы. Дин все еще не отошел от наркоза и был в полусознании. Таким больным и беспомощным я видела мужа впервые: он водил по стенам и потолку мутными белками глаз, пальцы не слушались, ослабевшие руки висели плетьми.
Утешала единственная мысль: скоро наши мучения закончатся, и эта кем-то придуманная затянувшаяся жестокая шутка прекратится – муж воспрянет, поднимется и станет прежним здоровяком.
– Я хочу пить, – первое, что произнес Дин.
– Что хочешь пить, дорогой?
– Пепси со льдом.
Я побежала к дежурному посту и попросила у медсестер ледяной напиток, который мне тут же предоставили – жестяную баночку пепси с одноразовой трубочкой. Через трубочку я напоила ослабевшего мужа.
Минут через 10 к нам вошла девушка, оперирующий хирург, проводившая биопсию: она сообщила, что процедура прошла успешно, изъятый кусочек органа отправлен на гистологический анализ, а до тех пор мы свободны и можем отправляться домой.
Я одела обессилевшего мужа: помогла натянуть брюки и носки, застегнула рубашку и ремень. Он осторожно перебрался в кресло на колесах – и мы покатили к выходу.
Из больницы нас снова забирала Мэтти, все это время находившаяся в городе и ожидавшая звонка. По пути мы заехали в ресторан и накормили голодного Дина горячим бульоном.
Всю дорогу до дома я проплакала в темноте машины, сидя на заднем сиденье, муж сидел впереди с дочерью и о чем-то непринужденно болтал. Мне казалось, Матильда не понимает серьезности состояния отца и постоянно говорит о себе и своих ссорах с бойфрендом, с которым все никак не могла порвать или помириться. Прежде такое же безразличие я заметила у младшей дочери: ни на секунду ее лицо не омрачилось по поводу чахнущего на глазах отца. При встрече с Дином Люси не спрашивала о самочувствии, а сходу начинала говорить о себе, проблемных отношениях с матерью, смене работ и коллективов. Судя по реакции дочерей на стремительное ухудшение здоровья отца, складывалось впечатление, что Дин всего лишь подхватил насморк.
“Может быть, они не разбираются в стадиях рака? – недоумевала я. – Почему мне так горько и больно на сердце, а его дочери кажутся настолько беззаботными? Они его родные кровинушки, почему же совсем не переживают? Неужели он им безразличен, и их больше заботят собственные разборки с матерями, парнями и коллегами? Вероятно, они считает, что рак излечим на любой стадии”, – сделала я вывод.
На следующее утро, когда мы втроем были дома, к нам пришла пригласительная открытка по поводу вечеринки в честь нашего друга Рэя Беренджера. На лицевой стороне красовалось его фото в черной судейской мантии и треугольном головном уборе: в ней говорилось, что адвокат получил повышение и стал окружным судьей. Когда-то иметь подобную карьеру мечтал муж – и, вполне возможно, такую открытку в этот день отправляли бы мы.
– Надо бы поздравить друга, – произнес Дин, лежа в кровати. Он взял мобильник в руки и собирался написать смс.
– Да, от меня тоже поздравь, – попросила я.
Мы порадовались за Рэя и Мэй. Совсем недавно встречались с ними в особняке, ходили вместе в рестораны и гуляли по ночному городу. И буквально пару месяцев назад вчетвером тусовались в ночном клубе, счастливые и беззаботные… тогда мы и предположить не могли, с чем столкнемся.
Ровно через два дня наступил момент истины – мы поехали узнавать наш точный диагноз.
Это был красивый и щедрый по яркости красок конец ноября 2021 года. От результата гистологии зависела наша дальнейшая судьба или отсутствие оной.
Морально приготовившись услышать любой приговор, мы с Дином со сдержанным волнением сидели в офисе все того же молодого онколога. Доктора долго не было.
Я с интересом рассматривала убранство врачебного кабинета и сравнивала с российскими клиниками, в которых когда-то работала. Скромный офис украшали столик врача с компьютером, раковина с водой, жидким мылом, антисептиками и резиновыми перчатками всех размеров. Ни историй болезни, ни амбулаторных карточек на столах не было, данные пациента сразу вносились в компьютерную систему. Смотровое кресло стояло посреди кабинета – в него садится пациент при осмотре, а родственники могут расположиться на маленьком диванчике сразу у входа. Заметила еще отличия от отечественной медицины: аускультацию (прослушивание сердца и легких) американские врачи проводят через одежду, и нигде не требуют надевать бахилы или накидывать белый халат.
Наконец, в офис зашел доктор в сопровождении помощницы. Поздоровавшись с нами за руки, поинтересовался самочувствием Дина и успел сказать какую-то байку о местных обычаях, на что муж нашел мужество рассмеяться и ответить