Раз это явь, то нельзя было показывать Дину слез, тем более, могло выясниться, что предварительный диагноз не более чем недоразумение, по крайней мере, свято на это полагалась.
Быстро утерев слезы, вышла в гостиную, где сидел Дин. Стремясь выглядеть беззаботной, присела рядом. Не было случая, чтобы я интересовалась американским программами, но в этот раз как никогда захотелось подольше посидеть с мужем у телевизора, побыть рядом. Со щемящей болью в груди я прозревала, насколько дорог мне муж, как сильно его люблю и как до ужаса не хочу потерять.
Я снова начала обнимать человека, за четыре года ставшего родным, и целовать в щеки, глаза, брови, губы и толстый нос, который когда-то показался некрасивым: теперь не было на свете носа лучше и прекраснее, чем у него. Еще час назад мы беззаботно смеялись, а теперь я гладила любимого по густым волосам, спереди назад, как гладят малыша, когда успокаивают, и не могла остановить хлынувший поток слез. В ответ Дин вытирал мои мокрые глаза руками и молчал. Казалось, он переживал больше за меня, чем за себя.
Весь вечер мы просидели у телевизора, выключив звук и уставившись в светящийся экран. За окном наступила кромешная темнота, а мы все сидели и не двигались с места.
Утро началось, как обычно: Дин поехал на работу, Ванесса в школу, я осталась хозяйничать дома. Вчерашний шок разбавился насущными повседневными хлопотами. Я позвонила домой и поделилась с мамой и сыном невеселыми известиями, Дин рассказал о диагнозе детям. Но ничего сверхъестественного не произошло: его дочери вполне спокойно восприняли эту весть. И казалось, ничего не изменилось, жизнь продолжала течь в привычном русле, однако теперь страшное слово “рак” повисло дамокловым мечом над нашими головами.
Первый месяц
Пролетела томительная неделя ожидания. Компьютерная томография, назначенная через неделю, должна была выявить очаг и широту распространения узлов. Я все еще надеялась на допущенную терапевтом врачебную ошибку или поломку рентген-аппарата или перепутанный снимок легких.
Утром в день обследования лицо у мужа было каменным, он был молчалив и сосредоточен. Когда стоял перед дверью, ведущей в лабораторию с компьютерной томографией, по его вискам стекали капельки пота.
– Не бойся, дорогой, все будет хорошо. – Мне нечего было сказать, кроме этой никчемной, пустой фразы.
Я видела, что любимый морально и психологически приготовился к любому исходу, а я, как истинный оптимист, продолжала рассчитывать на чудо.
Через пару минут дверь в отделение инструментальной диагностики отворилась, и мужа позвали по имени. Оставшись наедине с собой, присела в одно из многочисленных кожаных кресел пустого отделения и стала ждать. Поодаль сидела супружеская пара в одноразовых медицинских масках розового цвета на лицах.
Все больницы и поликлиники, которые мы с мужем посещали, были пусты – то ли из-за карантина, то ли всегда здесь так тихо, я не знала.
Через 30 минут та же дверь, куда вошел Дин, отворилась, и появился муж: результата томографии мы должны были ждать дома.
Одному богу известно, что пришлось ему испытать в часы ожидания: ни словом, ни жестом Дин не выказал намека на волнение. Одна я, изучившая его за эти годы, могла кожей почуять, как переживал: он находился под гильотиной, которая вот-вот опустится, и был только малюсенький, один на миллион, шанс, что судьба ошибется и пойдет иным путем.
Звонок раздался ровно в 6 вечера.
– Здравствуйте! Это мистер Адамс?
– Да.
– Вас беспокоит Публичная лаборатория Северной Каролины, меня зовут доктор Маккензи, и я звоню сообщить результат обследования на КТ.
Зависла пауза. Ни Дин, ни доктор не решались прервать молчание. Казалось, что только эта пауза отделяла нашу жизнь на “до” и “после”.
– У вас выявлено крупное опухолевидное образование в области кишечника и множественные мелкие очаги в печени и легких, мне очень жаль, – участливым голосом продолжил врач. – Для окончательного подтверждения диагноза вы нуждаетесь в биопсии тканей печени, поэтому мы направляем вас и уже записали на прием к онкологу через 4 дня. Просьба явиться в онкодиспансер 20 ноября в 10.00 утра. Приезжайте в Чапел-Хилл… – последовала диктовка адреса.
Когда муж положил трубку, на нем не было лица. Я сидела рядом и слышала каждое слово, было бессмысленно что-то спрашивать. Только что короткий телефонный звонок исказил существующую доселе реальность, в которой мы жили. Было чувство, что именно в этой точке истории произошел сдвиг, и линия судьбы направилась по ложному, сюрреалистическому пути, и огромное чувство недоразумения заполнило все наше существо с головы до пят. Это всегда случалось с кем-то там, у каких-то людей, где-то по телевизору… и казалось, минуту назад говорили о ком-то другом.
На осознание потребовалось несколько минут: мы молча сидели на диване, сраженные наповал, не в силах подняться.
Волевым жестом я отогнала возникшее на секунду чувство обреченности: “Нельзя хандрить, нельзя падать духом, нужно поднимать мужа и выкарабкиваться из мрачной пучины, в которую затянуло по воле злого рока”. – Я все еще верила, что компьютерная томография тоже ошиблась.
Четыре ноябрьских дня, остававшиеся до биопсии печени, прошли в тишине семейного уюта. Мы с Дином не говорили ни слова о предстоящем обследовании и возможных тяжелых деньках впереди, а наслаждались моментом.
Вот солнышко встало, иней на траве засверкал – радостно на душе, энергия переполняет. Вот птичка красивая прилетела и села на крыльцо – как чудесно поет! Вот деревья оделись в желто-оранжево-алую листву – лепота, чудо природы, непередаваемый восторг! А вот багровый закат пламенеет – будто рука художника постаралась, не жалея красок.
Мы втроем вели себя так, как если бы ничего не случилось. Ванесса и Дин продолжали беседовать о школе, муж чаще слушал, но уже не мог активно поддерживать беседу, он стал уставать, я смеялась и шутила, почти как прежде, но с ощущением тягостной перспективы чего-то неизбежного.
Два вечера подряд мы обедали и ужинали в красивых ресторанах, Дин старался радовать нас, как мог.
Одним теплым деньком вышли прогуляться в дивный осенний парк на берегу шумной каменистой реки. Муж был слаб, чтобы сопровождать в прогулке, поэтому ожидал в машине на другой стороне парка.
Мы с Ванессой наснимали множество селфи-портретов и пейзажей яркой природы на телефоны, спустились к берегу и послушали