Кроме того, я всегда был склонен «загоняться» и переживать. Но теперь одиночество, тоска, безнадега сделались почти физически ощутимы… и это пугало.
– По-настоящему худо мне стало, когда Эмми уехала учиться. В то время я еще не понимал, что такое депрессия. Бывали депрессивные эпизоды и раньше, но не такие тяжелые, и я не знал, как их назвать. Просто чувствовал: мне плохо. Папа и Густ были рядом, видели, что со мной что-то не так, и наконец папа предложил мне сходить к доктору. Просто счастье, что кто-то мне это сказал! И еще очень повезло с Вейлоном.
Он появился в моей жизни тогда же: я пошел волонтерить в собачий приют – и вернулся с трогательным комочком белой шерсти. Щенка кто-то оставил в пожарной части. Едва я его увидел, понял, что он мой. Этому псу я буду благодарен до конца жизни. Он – мой страховочный канат. Что бы ни творилось вокруг, как бы мне ни было худо, стоит Вейлону подойти и подставить голову мне под ладонь – становится легче, хотя бы на несколько минут.
Сейчас звучит глупо, но тогда я и вправду не догадывался, что возвращение к нормальной жизни окажется таким… сложным делом. Теперь-то со мной все в порядке, – продолжал я. – То, что я для себя делаю, работает. Но рано или поздно наступит день, когда заноют кости – знаешь, как у папы кости ноют перед бурей, – все, что я делаю, перестанет работать, и придется заново вытаскивать себя из тьмы. И это страшно. По-настоящему страшно.
Ада положила голову мне на плечо. Ничего не сказала – слова здесь были не нужны.
Много лет я отчаянно этого желал: чтобы кто-то просто был со мной. Чтобы, когда гаснет свет, кто-то садился рядом и помогал мне пережить бурю.
22. Ада
Эмми и Тедди, сидя на кровати у меня за спиной, смотрели, как я примеряю перед ростовым зеркалом очередной наряд. Какой по счету, не знаю: после десяти я бросила считать. Очевидно, Уэст кому-то проболтался, что сегодня мы идем на свидание – и Эмми с Тедди, разумеется, примчались помочь. По крайней мере, так они мне сказали, появившись в дверях с банками диет-колы и огромными сумками, полными разнообразных шмоток.
Я просто приняла правила игры. Не знаю точно, так ли положено поступать подругам – но я была счастлива, что они здесь. Хотя, пожалуй, не хватало Кэм. В последнее время мы с ней регулярно болтали, и я начала думать, что ее тоже можно назвать подругой.
– Попробуй-ка юбку, которую мы купили в прошлые выходные! – предложила Тедди. Длинная замшевая юбка с бахромой в несколько рядов – очень в стиле Дикого Запада… но, пожалуй, слишком уж прямолинейно.
– Ты ведь ее еще не надевала? – уточнила Эмми.
Я покачала головой.
– Нет, но, мне кажется, для нынешнего вечера не подойдет. Не тот стиль.
– Бахрома подойдет куда угодно! – объявила Тедди и, встав с кровати, направилась к стоящей на полу сумке. Хоть у меня здесь и был одежный шкаф, новые покупки я пока не распаковывала. Распаковать вещи и развесить в шкафу – словно признать, что я решила поселиться здесь навеки; к такому я пока была не готова.
Тедди вытащила из сумки юбку, и Эмми издала восхищенное: «О-о-о!»
– То что надо! – объявила она. – Вот ее и надень!
Тедди сунула юбку мне в руки.
– Давай-давай! – Она подтолкнула меня к ванной. – Просто примерь. Что ты теряешь?
– Ладно, – согласилась я и скрылась в ванной.
Стянув привычные джинсы, я заменила их юбкой. Смотреть на себя в зеркало не трудилась – просто открыла дверь и вернулась в комнату. При моем появлении Эмми и Тедди прервали разговор, вскочили и разразились восторженными воплями. Им бы работать в группе поддержки – очень искренне выходит!
– Ада, в этой юбке ты просто огонь! – объявила Эмми и принялась обмахиваться первым, что попалось под руку.
– Вот так всегда и ходи! – подхватила Тедди. – Серьезно. Она как будто для тебя сшита, в буквальном смысле – и смотрится на тебе как ручная работа, а это чего-то стоит!
И Тедди развернула меня к зеркалу.
Юбка в самом деле сидела идеально.
Плотно обхватывала мои широкие бедра, но не слишком их обтягивала. А бахрома колыхалась при каждом малейшем движении – будто меня беспрерывно обвевал легкий ветерок.
И еще: в этой юбке я чувствовала себя уверенно.
– Потрясающе выглядишь! – с улыбкой сказала Эмми. Она стояла у меня за спиной, а Тедди вернулась на кровать.
– Теперь надо подобрать верх… – объявила она, роясь в куче принесенных с собой блузок и футболок. – Что бы ты хотела подчеркнуть у себя выше пояса?
Об этом мне пришлось поразмыслить. Никто и никогда до сих пор не задавал мне таких вопросов, да и сама я не особо об этом задумывалась.
– Если честно, – ответила я, – наверное, сиськи. В самом деле, кажется, они у меня довольно-таки ничего! – И еще тату.
– Отличный выбор! – похвалила Тедди. – И ты лучше всего себя чувствуешь в черном? – Я кивнула, не зная, радоваться или огорчаться тому, что она это заметила. Тедди вытащила из кучи топик и бросила мне. – Ну-ка примерь!
Я снова отправилась в ванную и натянула топик поверх розового кружевного лифчика, выбранного на сегодня – для меня довольно смелого. Трусы, кстати, тоже были кружевные и розовые.
Ну, знаете, просто на всякий случай.
На этот раз перед тем, как идти к Эмми и Тедди, я взглянула в зеркало. Тедди выбрала для меня облегающий черный топ с короткими рукавами и швом посредине: благодаря этому шву вырез на мне казался глубже, чем на вешалке. Очень простой топик – он не должен был отвлекать внимание от юбки.
Я открыла дверь – и раздались аплодисменты. Я невольно заулыбалась. Не знаю, со всеми ли своими подругами Эмми и Тедди так себя ведут – но я в их компании чувствовала себя особенной, и мне это было очень по душе.
– К такому комплекту и обувь нужна подходящая, – заметила Эмми, доставая пару черных ковбойских сапожек. – Примерь-ка!
Я достала из верхнего ящика гардероба пару носков, натянула их, а затем надела сапоги.
Никогда прежде я не