Мэри. Вы знаете, как облегчать боль?
Том Дэринг (с напускной скромностью). Я обладаю некоторыми знаниями, мадам. Видите ли, прежде чем я оказался на мели, я немного учился у врача.
Мэри (застенчиво). Ну, полагаю, будет вовсе неплохо, если вы используете свое искусство и облегчите мою боль. В смысле, что вы не обычный дворецкий, так?
Том Дэринг. Нет, мадам, вовсе нет. (Обходит ее со спины и кладет руки на плечи. Она в платье с декольте.) Сперва, мадам, я простимулирую ваши плечи.
Мэри (также застенчиво). Но болит у меня голова, сударь.
Том Дэринг. Ах, но нужно перегнать кровь вверх. Это первое правило. (Во время разговора руки его смещаются все ниже и ниже.)
Мэри (улыбаясь). Да, я и впрямь чувствую, как кровь поднимается. (Чуть поежившись.) Да, я уверена.
Том Дэринг (тяжело дыша). Да, да, мадам. Я тоже это чувствую! (Теперь его руки на декольте, он массирует ее груди. Они с Мэри выказывают половое возбуждение.)
Мэри (возбужденно). О да, я чувствую, чувствую!
Том убирает руки, становится на колено и подхватывает ее в объятия. В этот момент раздается жуткий грохот, дверь распахивается, и влетает сквайр Бигвиг.
Сквайр Бигвиг (весь напрягшись). Что это? Что такое? Что вы делаете? Что происходит?
Том Дэринг (вскакивая на ноги). О, ничего, сэр, совершенно ничего. Мадам стало плохо. Я всего лишь пытался ее поддержать, чтобы она не упала на пол. Я вот только принес ей бокал вина. (Указывает на поднос с нетронутым бокалом.)
Мэри (обмахиваясь рукой и быстро поправляя платье). Ах, дорогой! Я думала, что упаду в обморок. По счастью, в комнату как раз входил Том с бокалом вина от моей головной боли.
Сквайр Бигвиг (подозрительно, но дает себя убедить). Ну что ж, тогда совсем другое дело…
Том Дэринг быстро подхватывает поднос, подает вино миссис Бигвиг и выходит, стараясь идти так, чтобы фальшивая выпуклость на панталонах не была заметна. Но она, конечно же, заметна, и публика ревет от хохота. Сквайр Бигвиг, похоже, этого не замечает.
Сквайр Бигвиг. Ну так, голова у вас прошла, любовь моя?
Мэри (после паузы). Ну да, прошла. (У нее задумчиво-грустный вид.) Однако боюсь, сэр, что теперь у меня болит совсем в другом месте!
Ханну особенно удивила уверенность, с которой Дики сыграл свою роль.
Чуть позже Андре поделился с ней:
– Думаю, парнишка спит с Мэри. А что в этом такого? Он уже совсем взрослый.
В одном Андре оказался прав: пьеса сразу же возымела успех. Весь Бостон гудел слухами о ней, и примерно неделю таверне пришлось ограничивать доступ посетителей.
Затем прототип «сквайра Бигвига» узнал о пьесе и обрушился на «Отдых пилигрима» во всей своей ярости вкупе с компанией досточтимых бостонцев с не очень дальними предками-пуританами. Они объявили, что если «увеселения» не прекратятся, то все имеющие отношение к таверне отправятся в тюрьму.
Новость быстро разлетелась по городу, и завсегдатаи таверны боялись даже быть увиденными поблизости от нее. Дела пошли плохо, и через неделю Ханне пришлось закрыть заведение.
– Варвары! – в ярости кричал Андре. – Разжиревшие лицемеры! Все они любят пошалить, но за закрытыми дверьми и под одеялом. Когда об этом говорят публично, пусть даже с иронией, носы у них синеют, как во время чертовой зимы!
Ханна позволила ему побушевать, слушая вполуха, погрузившись в свои мысли. Она понимала, что что-то надо делать, и быстро, пока не кончились деньги.
– Если мы переедем за пределы Бостона, куда-нибудь на оживленную дорогу, они, наверное, там не станут нам докучать. Мы по-прежнему сможем предложить клиентам развлечения, но другого рода.
Андре подозрительно поглядел на нее.
– Другого рода? Что вы задумали, мадам? Когда у вас делается такое лицо, жди неприятностей.
– Ой, да я просто хочу сказать, что нам надо самим развлекать посетителей, – бесхитростно ответила Ханна.
– Нам? – Он возбужденно взмахнул руками. – Помилуйте, как именно мы это сделаем?
– Вы будете играть на клавесине, а я стану петь.
Андре в ужасе воззрился на нее.
– Петь? Перед преимущественно мужской публикой?
– Это кто пуританина разыгрывает? – насмешливо спросила Ханна.
– Но, сударыня моя…
– В «Малверне» вы говорили, что у меня хороший голос. Вы многому меня научили. Думаю, у нас все получится. А если вы, конечно, еще чему-нибудь меня научите… – лукаво добавила Ханна. – Если вы считаете, что не сможете достаточно хорошо обучить меня тому, чтобы я развлекала посетителей…
– Дорогая Ханна, Андре может научить ворону петь так же сладко, как канарейка, – надменно заявил он.
Итак, все было решено.
Они нашли постоялый двор почти в пяти километрах по почтовому тракту от Бостона. Он был закрыт больше года, и Ханне удалось купить его очень задешево опять же на имя Андре. Работы там было много. Но как только комнаты на втором этаже стали пригодны для жилья, все семеро, включая Мэри, переехали туда. Ханна купила клавесин, и три месяца они с Андре работали от зари до зари. Он написал для нее несколько песен и попытался сделать из нее профессионала и научить манерам, необходимым для выступлений перед публикой.
– А уверенности в себе, – сказал Андре ей, – у вас и так в избытке.
Когда они были готовы открыть таверну, он со вздохом сказал:
– Я слышал певиц и получше. Но не в этой отсталой стране, – торопливо поправился Андре, – а у себя на родине. Однако вам, возможно, полученного хватит. В конце концов, что этот невежественный народ знает о пении?
– Спасибо за изысканный комплимент, – с сарказмом ответила Ханна. – Но я положительно настаиваю на одном: не называть публике мое полное имя.
– Не называть? – смятенно спросил Андре. – Бог мой, Ханна! Не переходит ли ваше стремление хранить его в тайне разумные пределы?
– Простите, Андре, – ответила она, поджав губы. – Так должно быть.
– Ну ладно, – вздохнул он, всплеснув руками. Потом просиял. – Но это может добавить изысканности. Таинственная дама! Вы приходите необъявленной и уходите безымянной. – Андре лукаво улыбнулся. – Я в восторге, что мне пришла в голову эта мысль!
Название для таверны «Четверо за всех» придумал Андре. Он видел заведение с таким названием во время нелегкого пути из Уильямсбурга. Но он не был бы Андре, если бы не добавил кое-что от себя. Сделали огромную вывеску и повесили ее над входом. На ней красовалось название «Четверо за всех» и картина, на которой было изображено что-то напоминающее дворец, на пороге которого стояли король, офицер в военной форме, священник в рясе и труженик в простой одежде. Внизу виднелась сатирическая подпись:
1. ГЕНЕРАЛ: Я ВОЮЮ ЗА ВСЕХ.
2. СВЯЩЕННИК: Я МОЛЮСЬ ЗА ВСЕХ.
3. КОРОЛЬ: Я ПРАВЛЮ ВСЕМИ.
4. ТРУЖЕНИК: А Я ПЛАЧУ ЗА ВСЕХ.
Когда его спрашивали,