Ханна придумала еще одно новшество. Она решила устроить южную кухню, а готовкой и служанками заведовала Бесс.
– Во всяком случае, – сказала она Андре, – мы сможем более-менее прилично есть. Кроме суровых зим в Новой Англии, мне здесь определенно не нравится отвратительная еда!
Было трудновато доставать многие продукты. В конце концов, Ханна разместила заказ на торговом судне, курсировавшем вдоль побережья. Кое-что доставлялось из Вирджинии. Заказ прибыл вовремя, и через несколько дней все было готово к открытию.
За неделю до намеченного открытия Ханна разместила заметку в календаре, издаваемом доктором Натаниелем Амесом, который также заведовал таверной в нескольких километрах к югу. Текст ее гласил:
ОБЪЯВЛЕНИЕ!
НАСТОЯЩИМ ДОВОДИТСЯ ДО СВЕДЕНИЯ ВСЕХ ПРОЕЗЖАЮЩИХ ПО БОЛЬШОМУ ПОЧТОВОМУ ТРАКТУ К ЮГО-ЗАПАДУ ОТ БОСТОНА, ЧТО В ПЯТИ КИЛОМЕТРАХ ОТ ГОРОДА ОТКРЫВАЕТСЯ ОБЩЕСТВЕННОЕ УВЕСЕЛИТЕЛЬНОЕ ЗАВЕДЕНИЕ «ЧЕТВЕРО ЗА ВСЕХ». ЕСЛИ У КОГО НАЙДЕТСЯ ПРИЧИНА СТАТЬ ГОСТЕМ ВЫШЕОЗНАЧЕННОГО ЗАВЕДЕНИЯ, ИМ БУДУТ ПРЕДЛОЖЕНЫ БЛЮДА, НАПИТКИ И УВЕСЕЛЕНИЯ ЗА ПРИЕМЛЕМУЮ ЦЕНУ.
ПОДАЮТСЯ БЛЮДА ЮЖНОЙ КУХНИ, КОТОРЫХ НЕ НАЙТИ ПО ВСЕЙ НОВОЙ АНГЛИИ.
Таверна стала пользоваться успехом с самого дня открытия. Объявление само по себе вызвало интерес и привлекло любопытствующих, к тому же оно располагалось достаточно близко от Бостона, поэтому до него можно было добраться верхом или в экипаже. Две точки притяжения – готовка Бесс и пение Ханны – вскоре стали предметом разговоров по всему Бостону. Пошли скандальные слухи касательно вывески с королем, и Ханна боялась, как бы не возникло проблем с законом. Но по мере того, как проходили дни, и ничего не случалось, ее страхи уменьшились.
Андре учтиво признал, что она тоже приложила руку к их общим успехам.
– То, что вы играете таинственную даму, придает нашим представлениям дополнительную пикантность.
Естественно, что все, кто так и или иначе был связан с таверной, находились под постоянным градом вопросов о Ханне. Кто она? Откуда? Как ее зовут?
Все эти вопросы переадресовывали Андре, который с присущим ему очарованием и лукавой улыбкой уходил от конкретных ответов. Каждому он рассказывал новую историю. Ханна то происходила из какой-то европейской монаршей семьи и была вынуждена бежать из-за громкого скандала, о котором он не смел распространяться из-за страха за ее жизнь. То была известной куртизанкой, решившей оставить жизнь во грехе и посвятить красоту и талант благодарной публике. А еще он представлял ее как незаконнорожденную дочь влиятельного губернатора одной из южных колоний, который выгнал ее из дома.
Ханну эти истории очень забавляли. Иногда к ней подходили мужчины из публики, но Джон, в обязанности которого теперь входила и охрана ее частной жизни, быстро посылал таких на все четыре стороны.
Таверна «Четверо за всех» процветала. Порой, когда с приходом зимы всю Новую Англию сковывал лед, они частенько на несколько дней закрывали таверну, поскольку бушевали такие снегопады, что движение на почтовом тракте прекращалось. Но поскольку тракт был главной транспортной артерией на Юг, он почти всегда был открыт, кроме разве что во время очень плохой погоды.
Когда таверна была закрыта, Ханна с удовольствием целыми днями сидела дома, в тепле и уюте. Они с Андре репетировали, Ханна оттачивала свое искусство – по крайней мере то, что искусством называл Андре – и проводила много времени с Мишель.
Яркая красота Ханны заставляла многих ее поклонников посылать ей подарки и восторженные письма, но она возвращала их с учтивыми неподписанными записками.
Прошло больше года после их прибытия в Бостон, а Ханна редко оказывалась в мужском обществе, кроме разве что своих спутников. Андре не мог этого понять. Как-то раз вечером он отвел ее в сторону и сказал:
– Дорогая, милая Ханна! Я вас не понимаю. Вы пользуетесь успехом. Вам не нужно все время работать. Можно же расслабиться и наслаждаться жизнью. Для такой привлекательной молодой женщины, как вы, противоестественно обходиться без общества мужчин. Вы что, намерены до конца жизни замкнуться в себе? С тем же успехом можно было уйти в монастырь!
Надо признать, что ее тело взывало к любви. С той поры, как Майкл разбудил в ней дремавшую страсть, Ханна знала, что она – натура чувственная.
В конце концов, уверения Андре и ее собственные чувства побудили ее выйти из затворничества и пригласить одного из поклонников на поздний ужин у себя в комнатах. Она находилась под сильным впечатлением выраженных в присланном ей послании чувств:
Сударыня! Я вас обожаю! Из вечера в вечер я любуюсь вашей красотой и слушаю ваш дивный голос во время выступлений. Воображение твердит мне, что вы поете только для меня. Прошу вас смилостивиться и найти минутку, чтобы обмолвиться со мной хоть парой слов. Прошу лишь одного: быть рядом с вами и греться в лучах вашей красоты. Большего не прошу, если вы сами того не пожелаете.
Всегда к вашим услугам, обожающий вас, Грант Эндикотт.
За то непродолжительное время, которое Ханна общалась с бостонскими мужчинами, у нее сложилось впечатление, что в Новой Англии все мужчины холодные и отстраненные, с ледяными сердцами, как и здешние зимы, и такие же красноречивые, как ломовые лошади.
Заинтригованная посланием Гранта Эндикотта, она написала ответ:
Сэр, благодарю вас за учтивое письмо и изысканные комплименты. Окажите мне честь отужинать со мной у меня в комнатах вечером нынешней пятницы после представления.
И, как обычно, не расписалась.
Андре, узнав о назначенном свидании, пришел в восторг. Бесс была явно ошарашена, но втайне испытывала удовольствие, видя, как ее «доченька» снова допустила до себя мужчину. Она ворчала:
– Будь осторожна с мужчиной у себя в комнате! Я обязательно закрою дверь, чтобы дитя не видело, что там мама делает!
Когда наступил вечер пятницы, Ханна с улыбкой подметила, что еда, присланная из кухни, была великолепна. Ее явно готовила лично Бесс.
Когда Ханна обустраивала старую таверну, две спальни на втором этаже переделали в ее личные покои. Одна из комнат так и осталась спальней, другая же превратилась в гостиную, служившую еще и столовой. Именно там должны были ужинать Ханна и Грант Эндикотт.
Ханна еще больше обрадовалась, когда узнала, что Грант Эндикотт, высокий сухощавый мужчина лет тридцати, оказался южанином, джентльменом, родившимся и выросшим на побережье Южной Каролины. Был он из семьи судовладельцев, которая недавно открыла отделение своей фирмы в Бостоне и назначила его, старшего сына, главой филиала.
После того как он отвесил изящный поклон и приложился к руке Ханны, Грант спросил:
– Вы понимаете, сударыня, что я не знаю вашего имени?
– Меня зовут Ханна.
– Ханна? –