Подобно многим вещам в этом мире, все оказалось менее трудным, чем мы ожидали. Утром 17 июня я почувствовал, что могу на день оставить мой флагманский корабль, центр всех операций на море, чтобы провести день на берегу. Мне очень хотелось взглянуть на эти острова, за которые мы пожертвовали жизнями восьмидесяти семи человек из Королевских ВМС, включая тринадцать офицеров. Я пролетел вертолетом восемьдесят миль к берегу и вскоре после рассвета произвел посадку на палубе «Феарлесса», стоящего на якоре в Порт-Вильяме. Там за чашечкой кофе мы быстро согласовали планы на этот день. По ходу дела меня спросили, желаю ли я встретиться с генералом Менендезом, которого держали на борту корабля. Я не стал этого делать по одной простой причине: я был чертовски на него зол и не мог поручиться за соблюдение всех требований Женевской конвенции.
Мне в тот день казалось, что он причинил нам больше неприятностей, чем любой вражеский командующий со времен Эрвина Роммеля (в смысле упрямства, а не военного таланта). Я в самом деле считал, что этот человек должен был отказаться от сопротивления через день после того, как ему стало известно о высадке британцев. Поразительно, что я ясно помню свои чувства в то утро. Однако спустя годы, я уже не так уверен в точности моих оценок. Возможно, я должен быть просто благодарен ему за несовершенство их обороны и за недостаточную активность. Он не проявил достаточно упорства, чтобы растянуть наземную кампанию еще на десять дней. Это прикончило бы нас, а не его.
Так или иначе мы вошли в дом правительства, где у меня состоялась длинная дружеская беседа с Джереми Муром, которого не видел с того момента, как он несколько недель назад оставил ударную группу, следуя на высадку. После этого мы вместе с водителем и одним охранником отправились на захваченном аргентинском штабном автомобиле на аэродром Порт-Стэнли. Это пространство, являвшееся в течение нескольких недель главной целью наших бомбардировок и артобстрелов, теперь стало фактически лагерем военнопленных (подходящее название для невыразительного перешейка, без всяких «удобств»). Здесь не было даже палаток. Аэродром был почти полностью окружен аргентинскими минными полями и ледяной водой. Единственное, что ассоциировало это место с лагерем военнопленных, были сами побежденные и трудности, лежащие на пути к их спасению.
Автор (справа) и генерал-майор Дж. Мур
На протяжении почти всего нашего пути к аэродрому Порт-Стэнли мимо нас проходили группы безоружных аргентинских военнопленных в их темном тускло-коричнево-зеленом полевом обмундировании. Я закрыл окно и запер дверь на случай, если кому-то из них внезапно придет на ум изменить намерение о сдаче в плен. Когда же мы достигли взлетно-посадочной полосы аэропорта, я увидел генерал-майора Джереми Мура как настоящего командующего победивших войск британского десанта. К моему ужасу, он выскочил из автомобиля и, полностью игнорируя тысячи военнопленных, находящихся вокруг нас (хотя некоторые из них, я уверен, все еще могли иметь какое-то личное оружие), целеустремленно зашагал к бетонной площадке. Я столкнулся с необходимостью принятия мгновенного решения: малодушно оставаться закрытым в автомобиле и прятать голову до его возвращения или идти с ним? Решил, что благоразумнее следовать за ним. Бросив несколько взглядов на эту окружающую нас полувооруженную, угрожающего вида южноамериканскую толпу, я неохотно вышел и присоединился к нему.
Пока я это делал, к нам подошло подразделение предположительно сдавшихся аргентинских морских пехотинцев в их характерной камуфлированной черно-белой форме. Их было человек пятьдесят. Они шли живо, словно марширую на параде: левой – правой, левой – правой, левой – правой, производя впечатление сотни суровых, хорошо дисциплинированных наемников!
«Господи! – подумал я. – Не будет ли иронией судьбы, если эти парни растопчут нас здесь насмерть после всего того, что мы сделали?» Я шёл, насколько помню, в двух дюймах за Джереми, а побеждённые морские пехотинцы продолжали двигаться рядом менее чем в десяти футах от нас. Когда они прошли, я слегка подтолкнул Джереми локтем и сказал ему, что не чувствовал себя слишком счастливым от этого вынужденного контакта с побежденным противником. Что, если бы кто-нибудь из них решил бы нас уничтожить?
Генерал, однако, оставался невозмутимым. «Сэнди, старик, – сказал он, – даже не думай об этом. Когда армия сдается, она полностью деморализована, до последнего человека. У них не осталось никакого желания воевать».
Конечно же, он был прав, а я – нет. В конце концов он лучше знал солдат. Но я уточнил:
– Эта последняя группа не выглядела полностью деморализованной.
– Нет, – сказал генерал, – возможно, нет. Но они были деморализованы. Они всегда деморализованы.
Именно в этот момент я осознал, насколько бескомпромиссным офицером-профессионалом был этот человек, который храбро, с высоким мастерством вел свои войска к победе несмотря ни на что. Он не требовал от подчиненных больше того, что мог дать сам. Не знаю, насколько он напугал аргентинцев, но он сделал намного больше, чем просто произвел на меня впечатление.
Так или иначе я уходил оттуда более мудрым человеком. Пообедав на борту «Фэарлесса», я сел в «Си Кинг 4» для облета мест, известных мне до сих пор только названиями на картах. Сначала мы пролетели над темными водами бухты Тил, узкий вход в которую выглядел с воздуха немного шире, чем воспринимался по карте. Затем полетели на запад мимо глыбы мыса Фаннинг, где я старался увидеть воронки от разрывов снарядов «Энтрима», оставленные в ночь высадки. В восьмистах футах под нами были воды, в которых чуть не погиб «Аргонот» капитана 1 ранга Кита Леймэна.
Мы летели вдоль бухты Карлос, которую я так часто мысленно представлял, но теперь впервые увидел наяву. Продолжая трястись в нашем вертолете над Фолклендским проливом, я смотрел на юг на сланцево-черные воды, где так храбро сражались люди капитана 2 ранга Веста и под которыми покоится сейчас «Ардент». Его могила совсем недалеко от подводной могилы «Антилоупа». В этих водах находился Джон Коуард со своим сплоченным экипажем в тот ужасный день, когда бомбили «Энтрим». Здесь несколько позже нанесли удар по «Плимуту», бомбили с бреющего полета «Бриллиант». С высоты полета бухта выглядела достаточно мирно.
Пролетая над Западным Фолклендом, мы остановились на