– Об этом не беспокойтесь. Все продумано в малейших деталях. Технический прогресс станет гарантом равных условий. Подробности – позже. Сейчас я хочу услышать, готовы ли мы пожать руки?
– Да, – заключил собеседник «Шивы».
– Чудесно! – потирая двумя парами ладоней, молвил инопланетный гость. – В таком случае предлагаю объявить о прекращении огня. Инишиал больше не выстрелит в человека, но и обратного допустить нельзя.
– Будь по-вашему, – без обсуждений согласился генерал.
Разочарованный уступчивостью земной «верхушки», я одним движением заблокировал телефон и бросил его на стол. Меня душила обида. За отчима, человека, которого я искренне любил! За мать, что с явлением инишиалов тронулась умом! За обманутого и оболваненного себя…
Часа наедине с боксерской грушей оказалось достаточно, чтобы выпустить пар. В этот раз я бил не бесформенный мешок из кожзама, а вполне конкретную фигуру, что гаденько ухмылялась в ответ. Я наносил удар за ударом, воображая, как ломается каждая кость в теле исполина. Темп ударов не снижался, даже когда мышцы заныли от усталости. Изнурительная тренировка кончилась внезапно. Голова закружилась, а я, шумно выдохнув, повис на мешке, пытаясь сохранить ясность ума. В тот же миг раздалось несколько хлопков.
– И откуда в тебе столько силищи? – усмехнулся тренер, прервав аплодисменты.
– Фёдор Захарович… – обернулся я, неловко кивнув. – Не заметил, как вы вошли.
– Еще бы! Ты же как отбойный молоток фигачил. Достойно! Хвалю! – Усаживаясь на скамейку, Кузнецов скрестил на груди руки. – Ну давай, расскажи, что тебя разозлило? Все останется между нами. Даю слово.
Позволив себе опуститься на мат, я хрустнул запястьями и почти сумел натянуть фальшивую улыбку, как вдруг бескомпромиссно заявил:
– Меня воротит от лицемерия главных! Они ведь обещали, что все жертвы не напрасны! Что слезы землян будут стоить чужакам жизни! А теперь… – Скорчившись, как от дольки лимона во рту, я дернул головой, отбросив налипшую челку.
– Понимаю, сынок. Очень хорошо понимаю. Более того, разделяю весь тот гнев, что узрел минутой ранее. Но жизнь сложнее, чем кажется. Ты ведь допускаешь, что во избежание новых жертв мы должны пойти на уступки?
– Вероятно, – слукавил я. – Но сердце требует реванша.
– И ты его получишь. Не знаю, что задумали инишиалы, но им не одолеть таких ребят, как ты… – задумчиво произнес мужчина, опершись на колени.
– «Таких» – это каких? Неуравновешенных и злых?
– Искренних и страстных. У нас будет возможность отыграться. Если и не на поле боя, то на игровом поле точно. Там ты себя покажешь.
– Спасибо за доверие, посмотрим, – отстраненно буркнул я. – Пойду проведаю мать.
– Давай, Лёв. Захочешь поговорить – возвращайся!
Я уходил быстро и не оглядываясь. Слова тренера, человека с большим спортивным прошлым, мне льстили, но продолжать беседу казалось невыносимым. Я никому не доверял. Особенно тем, кто играл роль промежуточного звена – сначала проводил время с нами, простыми людьми, а после – отирался в высоких кабинетах, мотая на ус инструкции.
«Я восстановлю справедливость. И если ценой тому станет моя жизнь – так тому и быть…» – думал я тем вечером, засыпая в холодной отсыревшей каморке.
Долгое пребывание в подземелье, пусть даже таком благоустроенном, как московский метрополитен, угнетающе действует на психику. Особенно если ты – подросток. Все ключевые этапы взросления я встречал в холодных сводах мрамора и безжизненном свете ламп, что нередко приглушали или отключали вовсе, сберегая электроэнергию. Живое настоящее солнце удавалось видеть редко, в периоды затишья, когда враг брал длительные передышки.
Все остальное время запрещалось даже смотреть в сторону эскалаторов. В таких условиях совершенно плевать, цветет ли там, на поверхности, весенняя зелень или метут свирепые ветры зимы. Неделя сменяется неделей, а в твоем распорядке дня все остается прежним. Жизнь лишается красок.
Наверное, поэтому в одну из ночей я перестал видеть сны. И нет, не их содержание ускользало из памяти поутру, а мне действительно не удавалось расслабиться до той степени, чтобы мозг запускал генератор сюжетов. Чудилось, что я и не сплю по-настоящему, а лишь надолго закрываю глаза и напряженно вслушиваюсь в звенящую тишину. Что, если кто-то придет в момент забытья? Я должен, просто обязан быть во всеоружии!
Первая ночь после объявленного перемирия выдалась беспокойной. Я несколько раз проваливался в сон, но тут же подскакивал с тяжелой одышкой, как человек, которого насильно удерживали под водой, но отпустили в последний момент.
Вновь погрузившись во власть сумрака, я увидел что-то. Не сон. Скорее темную болезненную фантазию. Я тревожно наблюдал ее развитие, не чиня препятствий. Мерещилось, что в какой-то миг иллюзия напитается такой силой, что навек сделает меня своим пленником.
Один посреди выжженной пустыни, я шагал, слушая отвратительный хруст. Хруст костей, рассыпающихся в пыль под моим сапогом. Это поле боя, этот жуткий Армагеддон… Невысокие дюны, впитавшие реки крови, стали безмолвными свидетелями выдающегося зверства. Одна раса изничтожила другую. Оба противника понесли невосполнимые потери. Одному богу известно, чем все закончилось, но по какой-то причине остался лишь я. Удача или проклятие? Должно быть, и то и другое.
Страх вечного одиночества показался таким реалистичным, что, открыв глаза в ужасе, я еще долго не решался закрыть их вновь. Просто лежал и старательно игнорировал приглушенные звуки застолья, доносившиеся из-за двери. В голове не укладывалось, как можно веселиться в такое время. Но что уж тут поделаешь: человек зависим от гормонов радости, а потому ищет любую возможность их воспроизвести.
Вновь уловив чей-то пьяный хохот, я поднялся и лениво поплелся к выходу. Единственным желанием было пристыдить ночных гуляк, а после – справить нужду. Толкнув дверь, я оказался в плохо освещенном коридоре. Благо, устройство станции я знал как свои пять пальцев, а потому мог легко выйти на платформу с закрытыми глазами. Смех многократно усилился. Теперь даже с трудом верилось, что кто-то может вести себя так похабно глубоко за полночь.
– Лёва! – воскликнул хмельной Кузнецов. – Решил-таки присоединиться? Поди сюда!
– А давайте как-нибудь потише? Бо́льшая часть группы давно отошла ко сну.
– На том свете выспишься, салага! – ухмыльнулся абсолютно незнакомый мужчина в форме. – Кстати, Федя, это и есть тот Лев, о котором ты рассказывал?
– Он самый! – с гордостью отозвался тренер. – Камнев – мой любимчик! Очень старательный малый! Собранный, дисып… тьфу, дисциплинированный, еще и без вредных привычек!
– За курение в метро предусмотрен штраф! – отшутился я, разглядывая остальных участников пирушки.
Среди собравшихся было лишь несколько знакомых персонажей. Все они, так или иначе, считались крупными шишками. А те, кого я не знал, похоже, имели еще больше значения в иерархии действующей власти.
– Чувство юмора – всегда плюс! – благосклонно улыбнулся гость нашей станции. – Ты, Лев, лучше выспись хорошенько. Тебя уже «забронировали» на завтра.
– Как это понимать?! – опешил я.
– Узнаешь! – подмигнул Кузнецов. – А теперь – дуй в койку! Рано