Ознакомительный фрагмент
class="p1">Парни, хоть и выглядели туповато, тотчас взялись за дело.— Идемте, мамаша. Идемте! Илейка, Дашутка, пошли во двор! — заторопились они, выпроваживая домочадцев. Остался лишь безмолвный Кузьмич. Встав поодаль, он тихо, боясь даже громко дышать, наблюдал за происходящим.
Когда в избе стало тихо, я закрыл глаза, отсекая все лишнее и концентрируясь на том жалком остатке Силы, что был во мне. Терпеливо собирая каждую искорку, каждую крупицу, где-то за четверть часа я сплел их в один крохотный, но плотный и острый, как игла, сгусток. Та-ак… этого хватит и на то, чтобы оторвать тварь от ее жертвы, и на то, чтобы забрать ее силу. Правда, в обрез.
Что же, приступим! Воздух в комнате едва заметно потрескивал, запахло озоном. Волоски на моих руках встали дыбом. Двумя пальцами я коснулся пятна на шее девушки.
Внешне ничего особенно не произошло — никаких вспышек света, никакого театрального волшебства. В тишине лишь раздался тихий, сухой щелчок, будто от сработавшего пьезоэлемента. Но на девушку это произвело сильнейшее действие. Тело Аглаи выгнулось дугой в короткой, беззвучной судороге, ее глаза на миг широко распахнулись. Секунду она застыла в таком положении. Кузьмич за моей спиной беззвучно ахнул.
Я почувствовал, как нечто чужеродное, липкое оторвалось от ее нервной системы. На коже, в центре исчезающего пятна, проступил прозрачный, студенистый сгусток размером с ноготь. Внутри него билась темная точка-узел — примитивное средоточие воли твари. Червь. Так, теперь, хоть это до крайности противно, я выпью твою невеликую силу…
Черт! Не вышло. Я отдернул руку, словно от ожога. Это тело настолько слабо, что не справляется даже со столь несложной задачей! Вот те раз! И как мой пра-пра-предок вообще выживал в таких–то условиях? Нда… Ну, имеем, что имеем. Значит, для пополнения сил придется идти к Грани — там процессы конвергенции проходят много проще. Жаль… будь у меня ловушка, эта тварь могла бы стать топливом, первым шагом к восстановлению сил. Но сейчас тащить ее к далекой прорехе в Грани было невозможно, а артефакта-клетки у меня не было. Придется просто уничтожить.
Снова сосредоточившись, я направил в сгусток второй, более мощный импульс. Прозрачное тело твари вспыхнуло синеватым светом и с тихим, злым шипением испарилось, оставив после себя лишь едва уловимый запах озона.
Я отнял руку, с удовлетворением наблюдая, как тает пятно на шее девушки. На глазах изумленного Кузьмича его дочь начала розоветь, затем глубоко, шумно вздохнула, будто вынырнув из глубокой воды. Здоровый румянец медленно заливал ее щеки. Наконец, она открыла глаза, и взгляд их был уже ясным, осмысленным.
— Тятенька… — прошептала она слабым, но чистым голосом. — Я есть хочу…
— Конечно, доченька, сейчас все устроим! Арина! — спешно подходя к двери, выкрикнул Кузьмич. — Беги в кухню, есть собери!
Завтрак — простая овсяная каша с молоком да краюха черного хлеба — показался мне вкуснее любого блюда из императорского дворца. Силы медленно возвращались в измученное тело. Кузьмич, сидевший напротив, все еще смотрел на меня с благоговейным восторгом, замешанном на немалой толике страха, но уже без прежнего ужаса. Чудо, случившееся с его дочерью, перевесило все. Женщина и сыновья за стол сесть не решились, хоть я и не стал бы против этого возражать.
Вскоре я выяснил, что на дворе 1819 год, лето, седмица до начала Успенского поста, а в далеком Петербурге правит император Александр Павлович. Находимся мы в Кунгурском горном округе. Купец Василий Захарович Ерофеев — местный «королек», владелец единственных в округе механических мастерских, человек крутой и скорый на расправу. Деревня, где я вчера устроил переполох, принадлежит ему же.
— А ты сам-то что ж, не помнишь? Работал ведь на него! — хитро прищурившись, спросил Кузьмич.
— Я с артельными крутился, что там за хозяин, мне не сказывали, — угрюмо ответил я, понимая, что звучит это неубедительно. Но что еще я мог сказать? Что память моя — как чистое поле после пожара? Он бы все равно не понял или не поверил бы.
Аглая, уже на ногах, двигаясь медленно, но уже уверенно, молча убирала со стола. Болезненная бледность схлынула, уступив место слабому румянцу, и только теперь я смог разглядеть, что девица-то симпатичная: густые русые волосы, заплетенные в тугую косу, большие серые глаза под соболиными бровями и упрямый, крепко сжатый рот. Девушка, скромно потупив глаза, казалось, совсем старалась не смотреть на меня, но я то и дело ловил ее быстрые, исподволь брошенные взгляды, в которых страх мешался с любопытством и невысказанной благодарностью.
Идиллию нарушил отчаянный крик младшего сына Кузьмича, мальчонки лет десяти, гулявшего с ребятами на околице.
— Ерофеевские едут! Пятеро, на лошадях! С дубинами!
Кузьмич вмиг помрачнел. Он поднялся из-за стола, его широкое лицо окаменело.
— За тобой, лекарь, — глухо произнес он. — Знать, не простил купец обиды!
К дому подъехали пятеро. Крепкие, плечистые мужики в добротных тулупах, с лицами, привыкшими к дракам. Судя по добротной одежде, это была уже не вчерашняя деревенская гопота, а доверенные лица, можно сказать — личная гвардия купца. Во главе их, на сытом вороном коне, сидел их главный.
— Эй, хозяин! — крикнул он, не слезая с седла. — Меня зовут Кондрат, я от купца Ерофеева! Выдавай нам этого порчельника и бунтовщика, Михаила Молниева! Хозяин велел его к себе доставить, для разговору!
Кузьмич молча вышел на крыльцо. В его мозолистой руке был зажат тяжелый колун. За ним, как два молодых медведя, встали его старшие сыновья, Прокоп и Игнат, сжимая в руках вилы и рогатину.
— Лекарь — мой гость, — густым, низким басом произнес Кузьмич. — И он под моей защитой. Уходите-ка подобру-поздорову, а то как бы худо вам не вышло.
Я смотрел на эту сцену из окна и понимал, что этот простой, темный мужик только что сделал свой выбор. Выбор между страхом перед всесильным купцом и долгом чести. Подставлять его и его семью под удар я не мог. Моя Сила немного восстановилась после сытного завтрака, но все еще была на исходе, драться в открытую с пятью здоровыми, вооруженными мужиками — самоубийство. Оставалось одно — блеф.
Ну, где наша не пропадала. Тяжело поднявшись, ловя на себе испуганные взгляды Аглаи и ее матери, Арины, я вышел на крыльцо и встал рядом с Кузьмичом.
— Меня искали? — спросил я спокойно.
Кондрат смерил меня взглядом с головы до пят и смачно сплюнул на землю.
— Тебя, бунтовщик. Поедешь