Первым сюрпризом стала пустая кухня. Бродившая здесь же Ульяна рассказала, что Илья уволил повариху, поэтому она с детьми пообедает в ресторанчике неподалеку, обо мне же распоряжений не было.
Я пожала плечами. И без них постараюсь не умереть с голоду. Вслух же поблагодарила Ульяну и влезла в холодильный шкаф. Там нашла курицу и немного овощей, в другом – гречку. Промыла ее и поставила вариться, курицу же нарезала небольшими кусочками, замариновала и отложила в сторону, пока занялась привычным салатом из капусты. Не самый изысканный обед получится, зато полезный и сытный.
По крайней мере, когда закончила с готовкой, забежавший на кухню Федор шустро смел свою порцию, не дожидаясь сервировки в столовой, а Ксения покрутила носом и сказала, что лучше прогуляется с Ульяной. Я не стала спорить и настаивать. Еще девчонка сделала комплимент моему платью, а я заверила, что планирую носить это платье до тех пор, пока оно не истлеет. Ксения дернула углом рта и удалилась к себе.
Я же разложила нехитрый обед по тарелкам и отнесла его в столовую. Элия появилась почти сразу, а вот Лизавета задерживалась. Звать ее я не стала. Во-первых, до сих пор не ходила в ту часть дома, где находилась ее спальня, во-вторых, это вроде бы не по статусу невесте господина алхимика. Наверное. Хоть учителя себе ищи, чтобы разобраться во всех этих этикетных хитростях! В любом случае, без этой женщины я не скучала.
Лизавета пришла сама. Снова с громким цоканьем, будто отбивала ритм каблуками, и снова в ослепительном, на этот раз – небесно-голубом платье. На контрасте с ним мое особенно впечатляло расцветкой, Лизавета даже дернулась. Я же подскочила, повертелась в нем и выразила бурную благодарность за столь прекрасный подарок.
Она отчего-то погрустнела, еще сильнее – при виде обеда, а точнее – отсутствующей на нем прислуги. Затем все же устроилась за столом, и с тоской положила себе порцию овощей и курицы. Если честно, я удивилась, думала, Лизавета тоже пойдет в ресторан вслед за Ульяной. Я бы, наверное, и сама сходила, но не хотела покидать дом без сопровождения. Думается, те, от кого убегала Полина, до сих пор ее ищут.
– Софьюшка, вы такая милая девушка, – начала Лизавета, уполовинив содержимое тарелки, – но я вижу, что вы никак не привыкнете к жизни вне монастыря. Все лежите и лежите в комнате. Ах, если бы я могла позволить себе такое же…
Я сочувственно улыбнулась ей. Очень жаль, что домочадцы не ходят к ней прямо в спальню за своей порцией яда. Приходится бедной Лизавете самой выползать, искать жертву, щупать, где у той уязвимые места. Чужие боль, обида и гнев были для нее настоящим энергетиком, топливом, на котором Лизавета сияла и порхала.
Сколько я таких повидала за время работы, у-у-у. Была у нас заведующая, которая не начинала день, не испортив его всем окружающим. Хватало и мамочек-бабушек, специально приходивших с чадами в больницу, чтобы было на кого излить негатив. Лизавета на их фоне просто душка, поэтому и слушала ее я вполуха.
– И этот обед, – продолжала она, – так мило, просто, по-домашнему. Признаться, я успела отвыкнуть от такой еды на блюдах Галины Аркадьевны. Мне будет не хватать ее стряпни.
– Тоже были на Пламенном и без картофельного киселя тоскуете? – Элия отставила тарелку и уставилась на нее.
– Я? – Лизавета вскинулась и побледнела. – Я никогда не была в этой жуткой тюрьме на краю мира!
– Помилуйте, граница с фейскими землями, какой же край! Наши ученые говорят, что там еще многие версты континента. Даже в плавание по океану собираются, для проверки. Вот первый ледокол достроят и…
– Говорю же – край мира! – огрызнулась Лизавета. – Леса, болота и фейские диверсанты, бр-р!
– Все ж бывали, – уверенно ответила Элия.
– Читала в книге. В «Пташках» Урусовой какой только гадости не выбирают для совместных чтений. И причем здесь несчастное пюре? Галина Аркадьевна готовила отменно!
– Боюсь, – я тоже отставила тарелку, – вы из-за своей особенной диеты не могли оценить все грани ее таланта. Как, впрочем, и мы. Готовь Галина Аркадьевна всем одно и то же, у нас бы не случилось недопонимания.
– Но у зрелой женщины совершенно иные потребности, чем у детей.
– Ну я же не предлагала наливать Ксении и Федору по бокальчику вина за ужином, – заметила я. – Особых различий в диете для этих возрастов нет, вполне можно питаться одними и теми же блюдами.
– Вы меня в чем-то упрекаете? – вспылила она. – Так нагло выдворили прекрасную повариху, а теперь хотите и меня за дверь выставить? Не выйдет, голубушка! Это мой дом, и скорее вы соберете чемоданы и съедете, чем я! А пока же наслаждайтесь мигом триумфа и думайте о меню на ужин. Ведь теперь вам придется кормить всех, в том числе Ивана и Зоюшку!
– А она существует? – я почувствовала, как брови ползут на лоб. За столько дней ни разу не столкнулась с горничной, поэтому и сомневалась.
– Конечно! – Лизавета встала из-за стола и со злостью швырнула на него салфетку. – Что вообще за глупые обвинения? То я кошку выгнала, то выдумала горничную! Зоюшка просто нелюдима и предпочитает работать в одиночестве.
При этом, она не стала звать горничную, что только укрепило мои подозрения. И вообще, когда это я ругала ее за Мотю? Но с этим разберусь позже, пока что нужно убраться в столовой, раз других желающих нет. Лизавета сбежала, оставив за собой последнее слово и грязную посуду, а искать Зоюшку ради трех тарелок мне было откровенно лень. Поэтому я неспешно сложила их друг на друга и отнесла на кухню. Элия тоже объявилась здесь и поставила разогреваться чайник. Также молча она заварила чай на нас обеих и отыскала на полках вазочку с печеньем.
Я управилась с посудой и села напротив нее. Все же не барыня я, ох не барыня. И пить чай на кухне мне куда привычнее.
– Софья, сколько вам лет? – внезапно спросила Элия.
– Не больше двадцати трех, если верить докторам из больницы, я точную дату рождения не помню, – почти честно ответила я.
– Это и странно. На вид – молодая барышня, а ведете